Субординация

— Тогда сотовых не было, нельзя было позвонить человеку лично. Я позвонила на домашний. Трубку взяла Люба, она говорила: — «алло», а я молчала и слушала твой заливистый смех, вы с Димой играли, как я поняла, в прятки. И я повесила трубку, не смогла. Решила, что буду воспитывать ребенка одна. Скрыть беременность от Димы не составило труда, он всегда заранее звонил, сообщал о своем приезде. Я говорила, что работаю, и Егор будет ждать его у соседки. Баба Нюра, хоть и ворчала, что я поступаю не правильно, но все же помогала. Егор тоже отцу ничего не говорил, хоть и маленький был, но всё прекрасно понимал. Дима забирал его на пару часов, а потом после прогулки провожал его до квартиры соседки, а я стояла за углом дома и провожала его взглядом. Любовалась им и плакала. На восьмом месяце у меня начался ужасный токсикоз, я не могла ни пить, ни есть. Живот постоянно тянуло. Врач сказал, что мне нужно срочно ложиться на сохранение. Я позвонила Диме, опять соврала, что нужно уехать в командировку, Егора оставить мне не с кем. Дима ответил, что сможет приехать только через неделю, ты очень сильно болела, и он повез тебя в Москву на приём к одному светиле медицины. Я отложила госпитализацию. Соседка была очень старенькой, и доверить сорванца на целую неделю я не могла, а родители были очень далеко. Да и не говорила я им, что беременна. Хотела сообщить после рождения малыша. Глупая была. Через несколько дней я потеряла сознание прямо на лестничной площадке в подъезде, — за столиком воцарилось молчание. — Ребенка врачам спасти не удалось, я очень сильно ударилась животом при падении о ступеньку бетонной лестницы. Началось кровотечение, меня не сразу обнаружили соседи, я чуть не умерла от потери крови. Очнулась я в палате, живота нет, а рядом со мной сидит Дима, бледный и испуганный. Он прилетел сразу, как только ему сообщили, что я в больнице. Медсестры потом сказали мне, что я три дня не приходила в себя, и он все эти дни не отходил от меня ни на секунду. Что — то изменилось тогда между нами. Потом меня выписали, Дима привёз меня домой. Я не сразу заметила, что в шкафу лежат его вещи, а в ванной комнате снова висит его халат. Он вернулся. И я приняла всё то, что нас ожидало в дальнейшем. А это мучительно больно, понимать, что он после работы спешит не к тебе, а к другой. Да, он ехал, чтобы повидаться с тобой. Но ведь помимо тебя там была и Люба.

— Мне жаль, что вам пришлось всё это пережить, — искренне произносит Алина. — Я не могу его простить за этот обман. Мне всё детство твердили, что папа часто ездит в командировки, папа скучает и я его единственная принцесса. А оказалось, что он ездил от одной жены к другой. От одного ребенка к другому. Это не правильно. Это подло и отвратительно.

— Он болен, — шепчет Надежда. — У него тот же диагноз, что и у его отца. Ему осталось от силы месяца четыре.

— Четыре месяца — в шоке произносит девушка.

— Хочешь, я на колени перед тобой встану? — Надя решительно привстает со своего места и …

— Да, вы что?! — Алина подхватывает женщину за локти, не позволяя опуститься на колени. Она усаживает Надежду обратно на её стул. Но женщина не отпускает руку девушки.

— Я хочу, чтобы он ушёл счастливым. А это невозможно без тебя. Он постоянно смотрит на твои детские фотографии и молчит. Я не могу так больше. Мне невыносимо смотреть на то, как он страдает. Умоляю, поговори с ним.

— Мама — позади женщин стоят возвратившиеся Дмитрий и Егор.

— Всё нормально, сын. Давайте, продолжать кушать. Попроси официанта подогреть мясо.

Егор уходит к официантам, а Дмитрий присаживается на своё место.

Молчание…

— Пап, передай мне, пожалуйста, хлеб — тихо просит Алина, впервые за вечер посмотрев на мужчину.

Немного замешкавшись, мужчина передает ей тарелку с хлебом. Надежда облегченно улыбается. А Егор, подойдя сзади, целует сестру в макушку.

Глава 18

— Уходи!

— Открывай дверь, Павловская.

— Я сплю.

— Я принес тебе апельсины.

Дверь медленно открывается, и Егор входит в квартиру Яны без приглашения. В коридоре темно, лишь из комнаты светит тусклый свет ночника.

— Я жива.

— Вижу, — он передает ей пакет с фруктами. — Желательно, чтобы ты была жива — здорова.

— Завтра буду здорова.

Ориентируясь в квартире соседки, будто в своей, Егор, не предупреждая, нажимает на выключатель. Свет резко бьет по глазам.

— Ну, зачем? — хнычет девушка.

— Ни хрена себе — опешивши, произносит Киреев.

Яна обессилено едва стоит на ногах, опершись на стену. Глаза красные, нос опухший, а сама очень бледная. Теперь ему становится понятно, почему она не хотела его впускать. Не спрашивая её ни о чем, он подхватывает девушку на руки и несет в спальню. Она даже не сопротивляется. А ведь еще вчера бы, врезала по его наглой морде. Молчит. Опустив девушку на кровать, он замечает на прикроватной тумбочке инфракрасный градусник.

— Тридцать девять и шесть! — обеспокоенно восклицает Егор, смотря на маленький монитор.

— К ночи всегда температура поднимается, не паникуй.

— То есть завтра, ты проснешься, она у тебя будет тридцать шесть и шесть. Ты серьезно?