Суд

— Почему это вы, товарищ Лосев, так себя выделяете? Меня тоже тревожит эта история. Но меня тревожит и то, как мы с вами будем выглядеть в глазах города.

— Мне, товарищ Хохлов, хочется сначала определить, как я выгляжу в собственных глазах. Неважно выгляжу… Папка с материалами народного контроля лежала у меня в сейфе не один день. Почему? Тоже вот — не хотелось скандала. Думалось, это было давно, незачем поднимать осевшую на дно муть. И я знаю — позиция такая похвалы не заслуживает. Но есть у меня вопрос к руководству народного контроля — почему они сразу не дали хода этим материалам?

— Как не дали? — возразил Кулемин. — Они же передали папку вам.

— Оставьте, товарищи, препирательства, — повысил голос Хохлов. — Тогда предъявляйте обвинение и мне. Глинкин-то пошел в жизнь нашего города через этот кабинет. Рекомендацию он предъявил, как вы знаете, достаточно крепкую, мог я подумать, что тот человек дал ее жулику, да еще такому крупному? Что же мне делать? Прикажете волосы на себе рвать, поскольку рекомендатель загремел к чертовой матери? Конечно, такого опытного мерзавца мы в своем городе встречаем впервые, и пусть это станет уроком для всех нас. Но давайте закроем диспут и перейдем к делу. Когда вы отправляете Глинкина в Брянск?..

— Завтра, — поспешно ответил Кулемин.

— Ну вот, один камень с шеи долой. Надо найти изъятые документы о Лукьянчике.

Кулемин пожал плечами:

— Ищем… но пока никакой уверенности. Найдем, тут же осудим Лукьянчика.

— Давайте-ка, товарищ Лосев, готовьте его исключение из партии. Я как вспомню, что он еще числится в партии, душа холодеет.

— Горком им заниматься не будет — многовато чести и не до порядку. С ним прекрасно управится Первомайский райком…

Когда Хохлов остался один, на душе у него было неспокойно — вроде бы всё они сейчас решили по существу, и все же что-то безотчетно его тревожило, и он пытался выяснить — что?

Надо бы идти и доложить все первому? Подумав, решил: подожду, пока позовет…

Кулемин с Лосевым еще продолжали разговор, идя по обкомовскому коридору.

— Понимаете, Николай Трофимович, — говорил Кулемин, — у нас бывают такие ситуации, когда суд попросту не примет дело ввиду недоказанности обвинений. А как собрать доказательства по взяткам? Кликнуть клич по радио — явитесь все, кто давал взятки?

— Но тогда что делает наша милиция с ее сыщиками?

— Тут вы, Николай Трофимович, прикоснулись к серьезному вопросу… — вроде бы огорченно сказал Кулемин, у него были давние нелады с начальником милиции. — Вы спросите у них — почему анонимка о взяточничестве Глинкина и Лукьянчика пролежала у них без движения аж с тех еще выборов? Разве у них не было способов проверить? А срок был упущен, и этому нет оправдания.

Выйдя из подъезда обкома, они простились и пошли в разные стороны. Кулемин шел к себе в областную прокуратуру, и в общем он испытывал удовлетворение от того, что Хохлов, так или иначе, поддержал его позицию и вместе им удалось погасить опасные порывы Лосева. Он прямо кожей чувствовал опасность завязнуть в этом деле, навлекая при этом на себя гнев города. С ним подобное уже было однажды, когда вскоре после войны он работал на Севере, тогда еще районным прокурором. Попался на воровских делах директор леспромхоза. Кулемин дал санкцию на его арест, а потом год с лишним кувыркалось безнадежное следствие, которое как хотел таскал за усы умный и хитрый директор, и кончилось это тем, что ему — прокурору! — пришлось извиняться перед заведомым вором, а весь город потом смотрел на него с такой презрительной ухмылкой, что пришлось перебираться работать в другое место. Эту историю Кулемин запомнил на всю жизнь. Вот и в истории с Глинкиным и Лукьянчиком он чувствовал опаснейшую угрозу. Если довести дело до суда и эти негодяи начнут там вываливать обещанные ими разоблачения, прокуратура не сможет оставаться при этом в стороне, нужно будет начинать расследование по каждому факту…

Нет-нет, чем больше думал Кулемин, тем все более утверждался в тех мыслях, которые только что высказывал в обкоме. Он даже подумал с удовлетворением, что первый секретарь обкома, слушая сообщение Хохлова, увидит, как прокурор Кулемин, кроме всего прочего, озабочен сохранением престижа города. И не только города… Хотя на самом деле все было наоборот, и престижу города удар сейчас наносил именно он, прокурор Кулемин, пытающийся прикрыть явный промах в этом деле прокуратуры, и не только прокуратуры. А если выяснится, что виноват и он сам, лично? Разве в свое время председатель народного контроля не говорил ему о жульничестве Лукьянчика на стройке?

В общем, плохие прокуроры тоже бывают, и удивляться тут нечему, они тоже люди. Но когда такое выясняется, их от этих святых обязанностей освобождают…

…Отец Натальи Невельской умер полгода назад, и, как часто бывает, случилось это неожиданно. В пятницу вечером от него была телеграмма, в которой он, в своей обычной шутливой манере, сообщал об успехе испытания под нагрузкой последней турбины и через запятую просил жену договориться с каким-то Владимиром Федоровичем о ремонте забора на даче…