Суд

Остается только заметить, что дед Платон — это не кто иной, как уже известный нам Александр Платонович Ростовцев… Узок круг. Узок.

Часть вторая

Глава двенадцатая

Ранним январским утром Михаил Борисович Лукьянчик шел по главной улице города Донецка, шел, точно плыл в серой мути дождя и снега. Были зажжены уличные фонари, и трудно было понять, вечер сейчас или утро. На Лукьянчике было кожаное пальто, в отблесках фонарей казалось, что его фигура вылита из металла. Повернув, как ему объяснили, с главной улицы, он вскоре уже входил в здание донецкой областной «Сельхозтехники».

— Скажите, пожалуйста, где тут искать товарища Залесского? — обратился он к девице в брючном костюме.

— Второй этаж, в самом конце, — на бегу ответила она.

И вот дверь с табличкой:

«Ю. Я. Залесский»

Должность не указана, но Лукьянчик знает, что такие таблички рядовым работникам на двери не вешают. Постучался и услышал приглушенно:

— Прошу.

Лукьянчик вошел, у порога стряхнул с шапки снег и воду, спросил:

— Вы Юрий Янович Залесский?

— Совершенно точно. Чем могу? Да проходите же, садитесь.

— Вам сердечный привет от Семена Григорьевича Глинкина, — негромко, но четко произнес Лукьянчик.

У Залесского только одна бровь чуть дрогнула, он вопросительно смотрел на посетителя и молчал. А Лукьянчик в это время разглядывал его… Ему лет пятьдесят, голова в густой шапке волос, круто изогнутые брови сходятся на переносице. Лукьянчик заметил, что у него маленькие, как у ребенка, уши, и, наверно, от этого он спускает на них волосы… Черты лица грубые, будто резцом вырублены.

— Где сейчас Глинкин? — спросил Залесский, исподволь присматриваясь к Лукьянчику.

— Не знаю. Из Южного его отправили по месту его первого дела.

— В Брянск? — поднял брови — не то удивился, не то обрадовался — Залесский и, помолчав, сказал задумчиво: — Да… там, в Брянске, мы ему тогда сильно помогли, можно сказать — из-под меча его голову вынули. Придется все начинать сначала — я у него в долгу как в шелку. А вы откуда прибыли?

— В смысле… — замялся Лукьянчик.

— Да, да, в смысле, — рассмеялся Залесский. — О том, что вы были предрайисполкома в Южном, я осведомлен. Так откуда?

— Из Якутии.

— Срок вышел?

— Должен сказать, что на этот счет и я в долгу у Семена Григорьевича, у меня не было срока. Сняли с работы, исключили из партии, и мы с женой уехали к ее родителям в Якутию. Ее отец имел шесть лет, а теперь на свободе, работает завскладом в леспромхозе.

— Ничего, мы Семену Григорьевичу Глинкину вернем все долги… вернем, — Залесский хлопнул ладонью по столу, будто печать поставил, и спросил: — А как же вы обошли суд?

— Я бы не сумел, — признался Лукьянчик. — Все Семен Григорьевич.

— Ну-ну… А как же? Как?

— Во-первых, у них не было против нас крепких улик. Во-вторых, Семен Григорьевич придумал выдвинуть встречный счет.

— То есть?

— Что, мол, сами городские организации частенько совершают некоторые незаконные действия или предлагают совершать другим. Скажем, приезжает какая-то делегация — пожалуйста, выполняйте разверсточку, с кого сколько на ее обслуживание и на подарочки гостям. А откуда на это брать деньги? Я припомнил, когда и кто давал мне указания предоставлять жилплощадь в обход очереди… Ну, и всякое другое.

Залесский всплеснул руками и принялся беззвучно хохотать, придыхая:

— Ну нахал Семен, ну нахал… — а отсмеявшись, спросил: — А если бы они вашего встречного иска не испугались?

— Думаю, было бы плохо…

— Сверчевский в этом участвовал?

— Ну как же, он же и у нас в исполкоме юристом работал.

— Это наверняка он придумал! — воскликнул Залесский. — Вот голова, надо сказать. Где он теперь?

— Вокруг него тоже затеплилось — раскрыли бабу из тюремной охраны, через которую он связывался с нами, он тут же уволился и куда-то уехал.

— Ничего — объявится, нам он еще будет очень нужен… — Залесский помолчал, глядя на Лукьянчика. — Ну что, будем теперь действовать вместе? Поработаем? — спросил он.

— Надо, — кивнул Лукьянчик.

— Ну что же, пока дозреет одно дельце, будете работать у нас в «Сельхозтехнике»… Где семья?

— Жена и дочь в Якутии у тещи.

— Оформитесь и сразу вызывайте семью, семейному всегда веры больше и квартиру скорей дадут.

— А где… что я буду делать? — спросил Лукьянчик.

Залесский сверкнул на него взглядом из-под сдвинутых бровей, не ответил и заговорил о другом:

— Я думаю — оставлять ли вам старую фамилию? Как вы думаете? — И, не ожидая ответа, продолжал: — Оставим старую. Не такой уж вы вождь мафии, чтобы вам делать пластическую операцию, не так ли? И не Райкин, которого все знают. Надо вообще не думать об этом и заполнить личный листок учета кадров — вот он. — Залесский достал из стола анкету и протянул Лукьянчику.

— Последнюю службу указывать?

— Нет. Что было до нее?

— Начальник строительного управления.

— Подходит. Продлите эту службу, напишите, что строил, главным образом, на селе и освобожден от работы за то, что просмотрел допущенные прорабом приписки, — сразу пойдете у нас за открытого и честного человека. И вообще, из истории в Южном комплекса не делать и смотреть вперед чистыми глазами.