Суд

Телефон в другой комнате номера долго звонил, прежде чем Кичигин наконец пробудился, прошел в гостиную и взял трубку:

— Слушаю…

— Можно товарища Сараева?

— Кто его спрашивает?

— Из Смольного.

— Одну минуту.

Сараев долго не мог сообразить, что от него хотят, но наконец понял и подошел к телефону.

— Товарищ Сараев? Кажется, Сергей Антонович? С вами из Смольного говорит Потапов Сергей Михайлович. Помните, я у вас был в главке, когда готовилось решение о строительстве Каланковского завода?

— А? Как же, как же, помню, помню… — окончательно пробудился Сараев.

— К сожалению, о том, что вы здесь, в обкоме узнали только, час назад. Вы были на заводе — какое у вас впечатление о директоре?

— Да как вам сказать? В основном положительное… в основном…

— А у нас мнение, что его нужно освобождать.

— За что?

— За отсутствие данных занимать этот пост и еще… как бы помягче сказать… за моральное несоответствие… это, повторяю, выражаясь мягко, — обком располагает на этот счет основательными данными. И мы хотели просить вас доложить это наше мнение министру, а он может связаться с секретарем обкома по ВЧ.

— Хорошо, я сделаю это…

— Очень жаль, что мы не увиделись. До свидания…

Кичигин, встревоженно слушавший весь разговор, спросил:

— Что там такое?

— Смольный предлагает вашего директора снимать, и я должен доложить об этом министру.

— Этого нельзя допустить, — тихо, но властно произнес Кичигин.

— Вы что, не понимаете, что такое Смольный и что означает для министерства его мнение? — как только мог спокойно ответил Сараев. — Они считают, что у него нет данных быть директором. И кроме того, как он выразился, — Сараев кивнул на телефон, — моральное несоответствие…

— Чепуха! Все можно повернуть так, как нужно нам. А неужели вы не понимаете, что этот директор с его агрегатами будет нам очень и очень полезен? Нам! Понимаете? Вы что думаете, я не вижу, что он слабый директор? Но он идеальный для нас. Для нас, Сергей Антонович!

Сараев молчал. В который раз Кичигин вот так припирает его к стенке и заставляет подчиниться. Но сейчас он просто не знал, как быть…

— Кстати, — продолжал Кичигин. — Наша вчерашняя вечеринка вместе с премиальными для дам, такси и утренним завтраком по приезде стоили триста рублей, без десятки, кажется. Уплатил директор. Не забудем об этом своем долге ему, если его… выгонят. Но вы доверьте это дело мне, я подработаю такую контршпаргалочку, что ваш Смольный умоется. Я сейчас же еду к директору домой — надо его предупредить. Встретимся в поезде.

Кичигин прибежал, когда поезд уже трогался. Запыхавшийся, он обрушился на койку в купе и долго сбивал одышку, со злостью глядя на Сараева. Наконец, когда за окном уже не было огней Ленинграда, он заговорил под мерный, рокот колес.

— Будь все проклято, — тихо произнес он и сорвал с шеи галстук. — С директором плохо… — Рывком расстегнул воротник сорочки. — Он, оказывается, снюхался с какими-то торгашами, влез с ними в аферу, их посадили, и они дали на него показания. В Сестрорецке они на даче одного из торгашей бардак открыли… с финской баней… И представляете, что он за типчик — мне об этом ни слова! Нетрудно домыслить, куда он мог нас затащить! Страшно подумать. Так что, Сергей Антонович, как можно скорее докладывайте министру мнение Смольного и поддержите его обеими руками, пусть его немедля гонят к чертовой матери…

Сараев молча раздевался, в эти минуты он подумал, что его похождения с Кичигиным могут плохо для него кончиться, и ему стало знобко. Забравшись под одеяло, Сараев сказал:

— Он мне сразу не по душе пришелся — болтун… и царек…

— Ладно, ладно, — ответил Кичигин. — В тот вечер он был вам хорош, на брудершафт пили… В общем, забыли о нем, будто его и не было. Аминь.

Глава двадцать третья

Вот уже и зима. Черт побери, как летит время. И работа идет дальше. А что это значит? Хотите знать точно? Каждый день — глаза в глаза с жульем. Но такая уж у них работа: вчера — удача, принимаешь поздравления товарищей, а сегодня гори голубым пламенем над беспросветным делом и сочувствия ни от кого не жди.

Именно такое дело и дал Куржиямскому майор Любовцев. Барабаня пальцами по лежавшей перед ним не очень пухлой папке, он сказал:

— Дело это какое-то вялое, обвислое, в сон кидает. С самого начала оно повелось пятками вперед…

— Так прикрыть его и делу конец? — с обреченной надеждой спросил Куржиямский.

— Нельзя. И сразу запомните, капитан, — Любовцев хитро улыбнулся, — дело подарено нам нашим министерством, значит, будем бдительны. И попробуем проглядеть его вместе, кое-что тут все-таки уже есть… — Любовцев открыл папку. — Вот видите? Сопроводиловочка. Так… Тут обращается наше с вами внимание на то, что существо дела находится в прямой связи с решением недавнего Пленума ЦК КПСС. Запевка, ничего не скажешь, крепкая.