Суд и государство

Данная цель напрямую вытекает из Конституции Франции: в соответствии с ней уважение индивидуальных свобод должно обеспечиваться судебными органами, в состав которых входят судейские магистраты и магистраты прокуратуры, и для этого судебные органы должны сохранять независимость.

Следовательно, без независимости нет и правосудия, в силу чего и возникает необходимость предоставления магистратам особого статуса, причем такая необходимость возникает как для магистратов, так и для самих граждан – особый статус предоставляется магистратам не для их личного комфорта, а для общего блага. В то же время следует помнить, что нет независимости без ответственности.

§ 2. Пределы независимости судей: пределы для чего и независимость от кого?

Попытки поставить под сомнение легитимность государства как структуры, способной управлять обществом, через призму различных неолиберальных подходов, направленных на «повышение его эффективности» или «сокращение издержек», не обошли стороной и правосудие. От него требуют восполнить слабость государственной системы, став единственной гарантией ее демократического функционирования[89]. Этим объясняется максималистский характер нынешних требований к правосудию: оно должно быть абсолютно независимым, хотя вместе с тем не уточняется, идет ли речь о независимости от государства или от политики. Никоим образом не оспаривая, что «независимость есть первая обязанность правосудия»[90], ясно также, что поиски абсолюта, как и в любых других случаях, несут неизбежный риск дестабилизации государственной системы.

2.1. Логическая невозможность абсолютной независимости

Когда заходит речь о независимости правосудия, то первое, что приходит на ум, – это различие между правовой независимостью и политической независимостью, поскольку институт правосудия находится на стыке двух систем – права и политики. Если правовая независимость перестала быть очень чувствительным вопросом благодаря теории разделения властей, принятию законодательства о статусе магистратуры, сакральности во Франции принципа несменяемости судей, стабильности правовых норм о назначении магистратов на должность и их продвижении по службе, то проблема политической независимости со своей стороны продолжает оставаться весьма ощутимой. Быть может, она является даже неразрешимой, если принять во внимание, что правосудие отправляется магистратами, которые суть люди со своей культурой, историей, мировоззрением. Теоретически все эти факторы не должны сказываться в процессе отправления правосудия, но можно ли требовать от человека, чтобы он отказался от своей человеческой сущности, да и нужно ли требовать это от него? Б. Спиноза давным-давно подметил логическую невозможность индивидуальной независимости: «Люди находятся в плену своих чувств, и здравый рассудок не может требовать, чтобы каждый человек был независим; иными словами, сам разум подтверждает невозможность индивидуальной независимости»[91].

В ситуации, когда человеческий фактор выступает объективным и непреодолимым ограничителем независимости суда, существует определенный набор судоустройственных и процессуальных норм, принятых с целью уменьшить влияние личности судьи на отправление правосудия[92], хотя полностью исключить такое влияние вряд ли возможно. Цель здесь в том, чтобы не допустить пристрастности судей по причине невозможности их индивидуальной независимости. Высший совет магистратуры (ВСМ), рассматривая вопрос о деонтологических обязанностях магистратов, оценил ситуацию следующим образом: «Беспристрастность при осуществлении судебно-юрисдикционных полномочий не должна ограничиваться одним лишь внешним отсутствием какого-либо предубеждения, но означать также в более фундаментальном смысле действительное отсутствие личной позиции, исходя из чего от магистрата требуется, каковы бы ни были его собственные взгляды, чтобы он оставался способен свободно выслушивать и учитывать все точки зрения, высказываемые перед ним». В то же время подход ВСМ является не более чем формальным, поскольку здесь, по сути, указывается, что эта обязанность обеспечивается путем соблюдения принципа состязательности. В общем, речь идет лишь о том, что судья не должен внешне обозначать свою позицию[93]. Если не получается реализовать нереализуемое, то остается только гарантировать внешний вид правосудия.

Осуществление правосудия в такой ситуации фокусируется в рамках эмпирического подхода на встрече человека и текста, когда толкование судьей текста рассматривается в качестве выражения его субъективности[94]. Правовая доктрина развила эту так называемую реалистическую концепцию через призму американских социологически ориентированных учений, таких как правовой реализм (legal realism)[95] и социологическая юриспруденция (sociological jurisprudence)[96].