Читаем Суд королевской скамьи, зал № 7 полностью

Нам хотелось бы думать, — продолжал он, — что Томас Баннистер был прав, говоря, что больше людей, и в том числе немцев, должны были пойти на риск наказания и смерти, но отказаться выполнять приказы. Нам хотелось бы думать, что немцы должны были протестовать, и мы спрашиваем, почему немцы не протестовали. И вот сегодня молодежь выходит на улицы и протестует против Биафры, и против Вьетнама, и в принципе против убийства своего ближнего на войне. А мы говорим им: «Почему вы протестуете? Почему вы не хотите отправиться туда, чтобы убивать, как убивали ваши отцы?»

Давайте на минуту забудем, что мы с вами в добропорядочном, уютном Лондоне. Мы в концлагере «Ядвига». Штандартенфюрер СС доктор Томас Баннистер вызывает меня и говорит: «Понимаете, вы должны согласиться уничтожить Питера Ван-Дамма». Конечно, все будет сделано «ин камера». Ведь пятый барак был секретным, так же как будет секретным заседание суда. Такие вещи публично не делаются. Я хочу еще раз процитировать вам Томаса Баннистера. Он сказал: «Рано или поздно наступает такой момент, когда сама жизнь человека теряет смысл, если она предполагает необходимость калечить или убивать других». И я утверждаю, господа присяжные, что не могу навлечь на этого человека большего несчастья, не могу вернее его уничтожить, чем позволив ему выступить со своими показаниями. И в заключение я скажу, что выражаю всяческую признательность за ваше предложение убить Питера Ван-Дамма, но вынужден его отклонить.

Эйб повернулся и направился к двери.

— Папа! — воскликнула Ванесса и прильнула к нему.

— Пусти, Ванесса, я иду один, — сказал Эйб.

Он вышел на улицу и остановился, чтобы перевести дух.

— Эйб! Эйб! — крикнула леди Сара, догоняя его. — Я сейчас вызову свою машину.

— К дьяволу, не нужно мне твоего «бентли». Мне нужно такси. Мне нужен простой «остин», черт возьми!

— Эйб, позволь мне поехать с тобой.

— Мадам, я направляюсь в Сохо и намерен там напиться, как последняя свинья, и переспать с какой-нибудь девкой.

— Я буду тебе девкой! — вскричала она, вцепившись в него. — Я буду царапаться, и орать, и кусаться, и ругаться последними словами, а ты меня всю обслюнявишь и поколотишь, а потом будешь плакать… И тогда я буду рядом с тобой.

— О Господи! — простонал он, прижимаясь к ней. — Мне страшно. Как мне страшно!

<p>33</p>

Усаживаясь за свой стол в зале суда, Адам Кельно пристально посмотрел на Абрахама Кейди, и на его лице появилось выражение жестокости. Их взгляды встретились. Кельно слегка улыбнулся.

— Прошу тишины!

Судья Гилрей занял свое место.

— Мы все потрясены и расстроены безвременной кончиной доктора Тесслара, но, боюсь, ничего изменить тут уже нельзя. Вы намерены, мистер Баннистер, приобщить его письменные показания к делу в качестве доказательства?

— В этом нет необходимости, — ответил Баннистер.

Гилрей в недоумении нахмурился. Хайсмит, уже приготовившийся к долгому и нелегкому спору, растерялся.

Шимшон Арони проскользнул в зал, сел рядом с Эйбом и сунул ему записку: «Я Арони. Мы привезли Соботника».

— И что же мы будем делать теперь, мистер Баннистер? — спросил судья.

— Я хочу вызвать еще одного свидетеля.

Улыбка исчезла с лица Кельно, и сердце его бешено забилось.

— С этим свидетелем связаны некоторые довольно необычные обстоятельства, милорд, и я хотел бы просить вашего совета. Свидетель занимал важный пост в одной из коммунистических стран и только вчера вечером бежал на Запад со своей семьей. Он прибыл в Лондон в два часа ночи, попросил политического убежища и получил его. Мы больше года разыскивали этого человека, не зная, жив ли он еще и сможем ли его найти, пока он не появился в Лондоне.

— Он добровольно согласился участвовать в этом процессе?

— Да, но я не знаю, что побудило его к бегству из страны, милорд.

— Так в чем проблема? Если свидетель согласился добровольно, то нет необходимости обязывать его явиться в суд. Другое дело, если он здесь против своей воли: тогда возникают всякие сложности, потому что мы не знаем, подлежит ли он юрисдикции британского суда, даже если получил убежище.

— Нет, милорд, проблема в том, что, когда перебежчик с Востока просит убежища, его обычно держат под охраной довольно длительное время — до тех пор, пока он не будет окончательно устроен. Мы не можем исключить возможности покушения на этого свидетеля, и поэтому он явился в суд в сопровождении нескольких человек из Скотланд-Ярда.

— Понятно. Они вооружены?

— Да, милорд. Как Министерство иностранных дел, так и Скотланд-Ярд считают, что они постоянно должны находиться поблизости от него. Мы обязаны его защищать.

— Это весьма печально, что существует опасность нападения на человека в зале английского суда. Мне не хотелось бы ограничивать вход на заседание. Наш суд должен быть открытым. Вы предлагаете заслушать этого свидетеля «ин камера»?

— Нет, милорд. Уже то, что мы с вами обсудили эту проблему и что все в зале знают о присутствии людей из Скотланд-Ярда, должно отбить охоту у всякого, кто хотел бы устроить покушение.

Перейти на страницу:

Все книги серии Классика / Текст

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза