Читаем Суд королевской скамьи, зал № 7 полностью

Марси Мик имела в полном своем распоряжении двух слуг-малайцев, которые спали на веранде их дома и сопровождали ее повсюду с зонтиком, спасавшим от солнца ее веснушчатую молочно-бледную кожу. Кроме того, у нее был повар — настоящий китаец. Из снобизма, свойственного выскочкам низкого происхождения, они приняли двойную фамилию, что придавало им еще больше веса в собственных глазах. И в довершение всего Марси пыталась привить местным язычникам веру в англиканского Бога. По воскресеньям весь квартал сотрясался от ее аккордов на фисгармонии, когда она вколачивала в туземцев страх Божий с помощью молитв, которые они бормотали с полным безразличием.

Главный комиссар Ламберт был человек совсем другого сорта. Как и начальник Адама — Мак-Алистер, он жил здесь давно и был хорошим администратором, то есть спокойно выслушивал жалобы туземных вождей, мало что делал для их удовлетворения и заботился о том, чтобы все длинные дома бесперебойно снабжались британскими флагами и портретами короля.

Иметь дело с Ламбертом Адаму почти не приходилось. Но Клифтон-Мик в один прекрасный день решил, что больше не потерпит происков этого врача-иностранца, и написал возмущенный рапорт.

Прежде чем дать рапорту ход, Ламберт устроил совещание, на которое пригласил обе стороны. Оно состоялось в его раскаленном кабинете с облупленными стенами и стареньким вентилятором под потолком, который почти не смягчал зноя. Пока Ламберт листал пространный рапорт Клифтон-Мика, тот сидел с выражением обиды на бледном лице, не выпуская из рук сборников инструкций и постановлений.

Ламберт вытер пот.

— Мне кажется, доктор Кельно, здесь имеет место некое недоразумение. Я бы не хотел, чтобы оно вышло за пределы этой комнаты, и надеюсь, что мы сможем прийти к соглашению.

Адам бросил презрительный взгляд на Клифтон-Мика, который весь напрягся, готовый ринуться в бой.

— Вы познакомились с жалобой Клифтон-Мика?

— Прочитал сегодня утром.

— Мне представляется, что все это не слишком серьезно.

— А я считаю, что это серьезно, — дрожащим голосом произнес Клифтон-Мик.

— Я хочу сказать, — продолжал Ламберт, — что здесь нет ничего такого, чего мы бы не могли обсудить между собой и уладить.

— Это зависит от доктора Кельно.

— Давайте посмотрим, — сказал Ламберт. — Прежде всего, тут идет речь о разведении окры, которое было рекомендовано племени улу в нижнем течении Леманака.

— И чем это плохо? — спросил Адам.

— Здесь написано, что вы рекомендовали жителям пятнадцати длинных домов, находящихся под управлением вождя по имени Бинтанг, разводить окру и с этой целью привезли им семена.

— Не буду отрицать — виновен, — сказал Адам.

Клифтон-Мик самодовольно улыбнулся и забарабанил костлявым пальцами по столу Ламберта.

— Окра, кустарник семейства мальвовых, — это полевая культура и поэтому безусловно лежит целиком в компетенции комиссара по сельскому хозяйству. К здравоохранению и медицине она отношения не имеет.

— А как вы считаете — если добавить окру к их нынешнему скудному рациону, будет это им полезно для здоровья или нет? — спросил Адам.

— Я не дам вовлечь себя в эти ваши словесные игры, доктор. Землепользование входит в мою компетенцию, сэр. Вот здесь, на семьсот второй странице сборника постановлений… — И он принялся зачитывать длиннейшую инструкцию. Джек Ламберт старался не улыбнуться. Наконец Клифтон-Мик захлопнул книгу, из которой торчало множество закладок. — В настоящее время, сэр, я готовлю для компании «Саравак-Ориент» доклад о перспективах землепользования во Втором округе с точки зрения возможности разведения здесь каучуковых плантаций.

— Во-первых, — сказал Адам, — каучука туземцы не едят. Во-вторых, я не понимаю, как вы можете готовить доклад, если ни разу не побывали на реке Леманак.

— У меня есть карты и другие источники.

— Значит, вы рекомендуете не разводить окру? — спросил Адам.

— Да, Лайонел, что вы, собственно, предлагаете? — вставил Ламберт.

— Я только хочу сказать, — Клифтон-Мик повысил голос, — что в этой книге точно очерчен круг наших полномочий. Если врачи будут соваться везде и брать дело в свои руки, то начнется хаос.

— Скажу вам откровенно: если бы вы совершили поездку по Леманаку, как я вам много раз предлагал, то простой здравый смысл подсказал бы вам, что там нет места для каучуковых плантаций. Вы бы узнали, что из-за нехватки земель, пригодных для возделывания, население там постоянно недоедает. Что же до остальной части вашего нелепого рапорта, то лишь осел может возражать против покупки мной буйволов и рекомендованных мною новых способов ловли рыбы.

— Но в инструкциях четко сказано, что решения по этим вопросам может принимать только комиссар по сельскому хозяйству! — вскричал Клифтон-Мик. Вены у него на шее вздулись, лицо побагровело.

— Господа, господа, — вмешался Ламберт, — мы же все здесь служащие британской короны.

— Преступление, которое я, по-видимому, совершил, — сказал Адам Кельно, — состоит в том, что я пытался сделать жизнь моих пациентов чуть лучше и хотел, чтобы они не умирали так рано. Взяли бы вы свой рапорт, Клифтон-Мик, и засунули бы его себе в задницу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Классика / Текст

Похожие книги

О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза
В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза