Суд Линча

– Скоро здесь поставят большую плиту и цоколь из полированного гранита, – сказал Леднев. – Я выбрал самый лучший камень. Тебе бы понравилось. Тебе понравится. Высокий такой. Скоро в мастерской все закончат. Это будет красивый памятник.

Юрка стоял молча, крепко сжав пальцами ручку зонта.

– Это будет хороший памятник, – повторил Леднев, комкая в кармане шарик из целлофана. – Он тебе понравится, – он провел по лицу ладонью и, замолчав, постоял так несколько минут. – Сейчас, Лена, у меня нет для тебя хороших новостей, – снова заговорил Леднев. – Мой новый фильм полетел к черту. А про другие вещи я даже рассказывать не хочу. Просто черная полоса. Но в следующий раз, когда я приду, то обязательно скажу что-нибудь хорошее. Все изменится. Жаль, что тебя не вернуть. Но знай, что ты всегда со мной. А в следующий раз я приду с хорошими новостями. Скоро я снова приду, – Леднев постоял молча ещё пару минут.

– Пойдем, отец, – Юрка тронул его за плечо.

– Да, пойдем, – кивнул Леднев.

Он повернулся, вышел вслед за сыном за ограду, закрыл за собой калитку и оглянулся. Цветы мокли под дождем на земляном холмике. Леднев зашагал по дорожке к выходу.

– Да, Юрка, осиротели мы, – сказал он сыну. – Но надо жить. Надо жить дальше.

– Осиротели, – повторил Юрка.

Выйдя на центральную аллею, Леднев закурил и промолчал до самых ворот кладбища. Перед аркой он выбросил намокшую сигарету.

– Вот и проведали мать, – сказал он Юрке. – Звони, не пропадай.

– И ты не пропадай, – Юрка крутанул на пальце ключи от своей машины. – Если у тебя совсем хило с деньгами, мою тачку можно продать. Ты скажи.

– Ладно, катайся, – Леднев махнул рукой. – Будь здоров.

Леднев перед тем как сесть за руль, посмотрел, как отъезжает сын. Сняв руку с руля Юрка помахал отцу ладонью.

– Сын хочет мне помочь, надо же, – сказал Леднев самому себе. – Очень трогательно.

Привычка разговаривать с самим собой появилась уже давно. Он разговаривал сам с собой, когда подолгу оставался один или волновался. Сейчас он волновался.

Глава двадцать пятая

Поднявшись лифтом на третий этаж больничного корпуса, Леднев без труда нашел в конце коридора дверь с табличкой «Дежурный врач» и, переступив порог кабинета, остановился. Седой мужчина в белом халате, заполнявший за столом какие-то бумаги, поднял голову и посмотрел на Леднева через толстые стекла очков. За этими стеклами глаза врача казались неестественно большими.

– Заходите, – врач кивнул Ледневу. – Вот оно, тяжкое бремя славы. Сразу вас узнал, – врач встал из-за стола, пожал Ледневу руку. – Не часто городскую больницу посещают знаменитые кинорежиссеры. Видел вас недавно по телевизору.

– Приятно, Александр Николаевич, что меня ещё кто-то помнит, – скромно заметил Леднев и подумал, что хорошая память на имена не последнее дело. Врач звонил ему рано утром и, представляясь, назвал не только имя и отчество, но и фамилию. «Запомнить легко, Алябьев, как композитор», – сказал врач.

– Почти все ваши фильмы смотрел, – врач придвинул Ледневу стул, а сам сел на прежнее место, – кроме последнего. Кино и книги – моя страсть. Позвонил я вам вот почему. Наш больной Мельников, которого доставили с огнестрельными ранениями, просил о встрече с вами. Редкий случай. Обычно больные, когда приходят в себя в отделении интенсивной терапии, просят пустить к ним жену, подругу, мать. Ну, кого-то из близких людей, родственников. А Мельников, если я не ошибаюсь, просто ваш знакомый.

– Мой близкий друг, – поправил Леднев.

– Ну, друг, не важно, – Александр Николаевич потер лоб ладонью. – К Мельникову несколько раз приходили с Петровки, из какого-то сыскного бюро. Но я всех посетителей заворачивал. На меня, знаете ли, корочки не действуют. А вот имя знаменитого режиссера, наоборот, открывает многие двери. Это против наших правил – разрешать посещения больных в реанимации. Тем более, уже завтра вашего друга переводят в обычную палату. Вот тогда милости просим.

– Уже завтра в палату? – удивился Леднев.

– Пять дней в реанимации – это более чем достаточно. – Врач поставил локти на стол. – А если он станет очень уж проситься домой, выпишем через месяц под расписку. Если не станет проситься, будет гостить у нас месяца полтора.

– Значит, его жизнь сейчас, как говорится, вне опасности?

– С ним все хорошо, – врач откинулся на спинку стула. – Операция прошла нормально. Выпилили ему три ребра и ушили легкое. Он физически сильный человек, правда, большая кровопотеря… А кто догадался заклеить ему входное и выходное пулевое отверстия клейкой лентой? Почему не забинтовали или не воспользовались лейкопластырем?