Суд линча

Сейчас Мельникову показалось, что очень важно вспомнить эту последнюю карточку. Он, потирая лоб ладонью, напряг память, но вспомнить ничего так и не смог. Эти карточки, отнюдь не лучшие, не самые удачные, любительские черно-белые, место которым на задних страницах семейного альбома, стояли в самой большой комнате дома, на самом заметном месте. Они явно не украшали интерьер гостиной и, тем не менее, стояли на самом почетном месте. Почему? Добросовестному, внимательному сыщику следовало задуматься над этим вопросом ещё тогда, во время поездки на дачу вместе с Ледневым, – упрекнул себя Мельников. Задуматься и задать Ледневу несколько вопросов.

Разозлившись на свою беспамятность, Мельников потер шею. За этим занятием его застала домработница Дуся. Она, стоя за спиной Мельникова, долго и внимательно наблюдала за его манипуляциями.

– Ну что, горох-то тебе наливать? – спросила она, дождавшись, когда Мельников закончил растирание шеи.

Мельников обернулся на её голос и несколько секунд помолчал, стараясь сообразить, о чем, собственно, его спрашивают.

– Давай наливай.

Кулинария – слабая сторона Дуси, готовившей невкусно и неряшливо. Правда, её блюда всегда оказывались очень сытными. Мельников плохо понимал, почему Дусю до сих пор держат на этом месте. Может, потому что Горшков, вечно погруженный в свои дела, ел все без разбора, все, что поставят перед ним, кажется, не придавая никакого значения вкусовым качествам пищи. А Зоя Леонидовна, дома питавшаяся готовыми деликатесами из магазина, никогда не прикасавшаяся к Дусиной стряпне, следила лишь затем, чтобы домработница время от времени убиралась в квартире.

Мельников подумал, что вот пришла Дуся и не дала ему додумать важную мысль, а ведь он, кажется, вспомнил то, что хотел вспомнить. Мельников встал с дивана и отправился на кухню. Дуся поставила на стол перед Мельниковым клубящуюся паром тарелку горохового супа, подвинула ближе к нему плетеную корзиночку с толсто нарезанными ломтями хлеба. Мельников проглотил несколько ложек пюреобразного густого супа с плавающими в нем кусочками сала и подумал, что гороховый суп у Дуси всегда получается.

– Картошку жареную с колбасой хочешь? – подойдя к плите, Дуся сняла крышку со сковородки, – Александр Анатольевич ни крошки с утра не съел, – Дуся вздохнула. – Спешил куда-то. Шофер чуть свет за ним приехал и дудит снизу, сюда ему лень подняться.

– Суп вкусный был, – Мельников отодвинул пустую тарелку.

Дуся поставила на стол тарелку с картошкой и мелко нарезанной колбасой. Мельников подумал, что сейчас ест на обед завтрак банкира Горшкова. Он взял с блюдечка помидор, порезал его на ломтики и обильно посолил. Дуся налила Мельникову яблочного компота, помыла тарелку и вытерла руки о фартук. Она села напротив Мельникова и, поставив локти на стол, стала смотреть, как он расправляется с картошкой и колбасой. Дусе нравилось, когда мужчины едят много и с аппетитом. Мельников в три глотка выпил стакан компота и попросил налить еще.

– Дуся, это я, – сказал голос Зои Леонидовны из-за решетки переговорного устройства, вмонтированного в кухонную стену рядом с выключателем света. – Егор Владимирович пришел?

– Пришел, – ответил Мельников за Дусю.

– Хорошо, возможно, вы мне скоро понадобитесь. – Я уже встала, – раздался щелчок, и голос хозяйки исчез.

– Барыня уже встала, – передразнила Дуся Зою Леонидовну, нарочито растягивая гласные звуки. Чувство противоречия между наемным трудом и капиталом, давно угнездившееся в сердце Дуси, не мешало ей по-своему любить хозяев и снисходительно, без классовой ненависти относиться к их стилю жизни.

– Время – уже скоро вечер, а она уже встала.

Глава двадцатая

Мельников вышел из кухни, миновал коридор, гостиную с камином и, поднявшись наверх, уткнулся в дверь так называемого будуара. Он постучал и вошел в него, осмотревшись по сторонам. Наверху он бывал нечасто, может, всего раза два или три. Сам будуар представлял из себя нечто среднее между театральной гримерной и небольшим залом частного художественного салона. Обилие картин на стенах, зеркальное трюмо в стиле ампир, пара кресел под старину.

Еще полтора месяца назад будуар украшали два круглых зеркала в человеческий рост, создававшие иллюзию бесконечно большого пространства. Но Зоя Леонидовна распорядилась их убрать, сказав, что в её возрасте зеркала только портят настроение. Горшкова сидела на пуфе и листала журнал мод, лицо её оставалось унылым. Мельников поздоровался и спросил, собирается ли сегодня Зоя Леонидовна выходить из дома.

– Собираюсь, – ответила Горшкова. Мельников понял, что сегодня банкирша не в духе и лучше не приставать к ней со своими просьбами. – А вы, наверное, хотели попросить отгул и отправиться куда-нибудь по своим делам?

Мельников беспомощно развел руками.