Суд над Сократом (Сборник исторических свидетельств)

Так вот, пока Критий и Алкивиад находились в общении с Сократом, они могли благодаря союзу с ним одолевать низменные страсти; когда же они оставили его, то Критий бежал в Фессалию и там проводил время среди людей, склонных скорее к беззаконию, чем к справедливости; Алкивиад, которого из-за его красоты ловили в свои сети многие женщины из почтенных семейств, а вследствие его влияния в родном городе и у союзников многие именитые люди портили угодливостью, который пользовался уважением у народа и легко достиг первенства, перестал наблюдать за собою, подобно тому, как атлеты, легко достигшие первенства на гимнастических состязаниях, пренебрегают упражнениями. При таких обстоятельствах, величаясь родом, превозносясь богатством, надменные благодаря своему влиянию, испорченные многими лицами и сверх всего этого давно уже оставившие Сократа, что мудреного, что они стали высокомерными? И после этого за ошибки, сделанные ими, обвинитель считает ответственным Сократа? А что Сократ сделал их нравственными людьми, когда они были молоды и когда человеку особенно свойственны безрассудство и невоздержанность, за это Сократ, по мнению обвинителя, не заслуживает никакой похвалы? Нет, в других случаях судят не так. Какой, например, флейтист, какой кифарист, какой вообще учитель, сделавший своих учеников искусными, может нести ответственность, если они, перейдя к другим учителям, окажутся хуже? Если чей-нибудь сын, находясь в общении с кем-либо, ведет себя благоразумно, а потом, подружившись с кем-либо другим, станет негодяем, то какой отец винит за это прежнего знакомого? Не хвалит ли он, напротив, первого тем больше, чем хуже сын его окажется под влиянием второго? Нет, сами отцы, хотя сыновья находятся при них, не несут ответственности за ошибки детей, если только они сами ведут жизнь нравственную. Справедливость требует так судить и о Сократе: если бы он сам поступал дурно, то было бы основание считать его негодным человеком; а если он всегда вел жизнь нравственную, то разве справедливо, чтоб он нес ответственность за пороки, которых у него не было?

Но, даже если он сам не делал ничего дурного, но одобрял их скверное поведение, то и в таком случае он может заслуживать упрека. Заметив, что Критий влюблен в Евтидема[95] и соблазняет его, чтобы быть с ним в таких отношениях, в каких находятся люди, пользующиеся телом для любовных наслаждений, Сократ старался отвратить его от этой страсти: он указывал, как унизительно и недостойно свободнорожденному человеку, подобно нищему, выпрашивать милостыню у своего любимца, которому он хочет казаться дорогим, моля и прося у него подарка, да еще совсем нехорошего. Но так как Критий не внимал таким увещаниям и не отставал от своей страсти, то, говорят, Сократ, в присутствии многих лиц, в том числе и Евтидема, сказал, что у Крития, как ему кажется, есть свинская наклонность: ему хочется тереться об Евтидема, как поросята трутся о камни. С этого-то времени и стал ненавидеть Сократа Критий: будучи членом коллегии Тридцати и попав в законодательную комиссию с Хариклом[96], он припомнил это Сократу и внес в законы статью, воспрещающую преподавать искусство слова: он хотел вредить ему, но, не зная, как к нему подступиться, возвел на него упрек, который обычно бросают всем философам[97], и старался оклеветать его перед людьми: я и сам никогда не слыхал таких речей от Сократа, и никто, сколько мне известно, не говорил, что слышал. События показали это: когда Тридцать массу граждан казнили, самых выдающихся, и многих подстрекали к несправедливым действиям, Сократ однажды сказал: "Странно было бы, мне кажется, если бы человек, ставши пастухом стада коров и уменьшая число и качество коров, не признавал себя плохим пастухом; но еще страннее, что человек, ставши правителем государства и уменьшая число и качество граждан, не стыдится этого и не считает себя плохим правителем государства". Когда Критию и Хариклу донесли об этом, они призвали Сократа, показали ему закон и запретили разговаривать с молодыми людьми. Сократ спросил их, можно ли предложить им вопрос по поводу того, что ему непонятно в этом запрещении. Они отвечали, что можно.

"Хорошо, — сказал Сократ, — я готов повиноваться законам; но, чтобы незаметно для себя, по неведению, не нарушить в чем-нибудь закона, я хочу получить от вас точные указания вот о чем. Почему вы приказываете воздерживаться от искусства слова — потому ли, что оно, по вашему мнению, помогает говорить правильно, или потому, что не- правильно? Если — говорить правильно, то, очевидно, пришлось бы воздерживаться говорить правильно; если же — говорить неправильно, то, очевидно, надо стараться говорить правильно".

Харикл рассердился и сказал ему: "Когда, Сократ, ты этого не знаешь, то мы объявляем тебе вот что, для тебя более понятное, — чтобы с молодыми людьми ты вовсе не разговаривал"!

На это Сократ сказал: "Так чтобы не было сомнения, определите мне, до скольких лет должно считать людей молодыми".