Суд неправых

— Он действовал не в интересах клуба, — пояснил Дронго, — скорее в собственных интересах или в интересах некой могущественной организации, которая решила бросить вам вызов, имея свой интерес на мировых финансовых рынках. Поэтому я сожалел, что меня отстранили от расследования. Дело представлялось мне исключительно интересным и, возможно, самым сложным в моей практике, — он замолчал на несколько секунд, потом добавил: — Мне показалось странным, что синьор Альдини, которого мне выдали за врага, мог учиться вместе с синьором Локателли. Ведь банкиру только пятьдесят девять, а Альдини старше его минимум лет на десять. Просто мне выдали первую попавшуюся информацию, даже не подумав о деталях. Ведь, проводя расследование, я внимательно проверил биографии всех потенциальных кандидатов и точно знал, что Локателли пятьдесят девять, хотя выглядит он гораздо старше.

— Вы были коммунистом? — неожиданно спросил Генри.

— В нашей бывшей стране нельзя было остаться в стороне, — ответил Дронго, — но я вступал не потому, что нужно, скорее по убеждениям.

— Честный ответ. И работали офицером КГБ?

— Нет. Экспертом Интерпола и специального комитета экспертов ООН. Их называли «Голубыми ангелами», по цвету флага ООН. Но с КГБ мы тесно сотрудничали.

— Все порядочные люди должны работать на правоохранительные органы своей страны, — нравоучительно заметил американец. — Я однажды сидел в машине с господином Путиным, и он сообщил мне, что работал в КГБ. Тогда я сказал ему эти слова. По-моему, он согласился.

Дронго подумал, что его собеседник сейчас представляет удобную мишень для шутки. Значит, он сотрудничал и с американскими спецслужбами, и, возможно, с израильскими. Но шутить на подобную тему с человеком, который был старше его почти вдвое, он не имел права. Сказывались незыблемые устои воспитания.

— Вы поняли, зачем я вас пригласил? — спросил Генри.

— Продолжить расследование?

— Верно. Только не под эгидой нашего клуба. Частное расследование для старого друга. В данном случае — для меня. Хотя вы можете и не считать меня своим другом.

— И снова семь подозреваемых? Это уже сакральная цифра. Хотя их осталось только — пятеро.

— Больше. И все гораздо хуже. Теперь стало девять. И пятеро из них — члены нашего Совета, которых нельзя допрашивать или что-то уточнять. Один сидит перед вами. Как видите, я предельно откровенен. Я подумал, что будет лучше, если такой эксперт, как вы, узнает всю правду, чем сто человек получат по крупице правды и в результате ничего не смогут найти.

— Кто остальные четверо? — деловито спросил Дронго. — Я имею в виду девятку.

— Альдини, на которого вам уже указали. Начальник службы безопасности Шефер. Его помощник госпожа Манчини и известный вам профессор Лоусон. Кроме членов Совета, о вашем расследовании знали и эти четверо. Но дело в том, что ваша задача усложняется невероятно. Я предложил нашему другу проверить всех четверых на детекторах лжи, но с условием, что каждому введут сначала это лекарство из натрия, которое называют «сывороткой правды». Лгать будет практически невозможно. И мы попытаемся узнать, кто из четверых мог сдать нас другой организации.

— Никто, — уверенно произнес Дронго.

Сидевший напротив него человек не сумел скрыть своего изумления. Он поправил очки, достал носовой платок, вытер лицо и спросил:

— Почему вы в этом уверены?

— Такую игру не смог бы начать обычный чиновник в вашем клубе. Речь идет о ком-то из членов Совета.

— Предположение на первый взгляд безумное, — вздохнул Генри, — но я привык выслушивать и самые безумные мысли. Вы знаете, кто является членами нашего Совета?

— Некоторых знаю, о других догадываюсь. Хотя это и не самый большой секрет. В последние годы о Бильдербергском клубе пишут слишком часто и охотно. Выходят книги, публикуются журналистские разоблачения. Возможно, кто-то из вас решил, что клуб стал слишком известен. Такая версия тоже имеет право на существование. Но информацию должен был давать только очень осведомленный человек.

— В таком случае я вам скажу, что это невозможно, — мрачно произнес Генри. — В пятерку входит основатель нашего клуба. Ему девяносто восемь лет, а в этом возрасте не интригуют против своего любимого детища, не говоря уже о том, что он считает клуб своим лучшим порождением за все годы своей деятельности. Вы знаете, о ком я говорю. Наш самый молодой коллега, Джордж, с которым вы знакомы, полон амбициозных планов и горит нетерпением начать перестройку всего нашего клуба. Поэтому он самый консервативный среди нас, самый упертый и одновременно самый нетерпеливый. Он не остановится ни перед чем для укрепления престижа клуба, в который попал в таком молодом возрасте.