Суд последней надежды

Как правило, за переработку полагается отгул или удвоенная оплата. Как у полицейского время у вас немеренное, и в большинстве городов посещение суда, когда вам приходится давать показания, не считается временем на службе.

В суд вам приходится являться не менее полудюжины раз. Под тем или иным предлогом слушание постоянно откладывается. Наконец выясняется, что жертва вообще не хочет выдвигать обвинение. Он боится, потому что кто-то убедительно объяснил ему, что может случиться с ним и его семьей в этой части города, где деньги так легко расстаются с их владельцем. Политика затыкания ртов приносит свои плоды.

Но наконец гражданин решается дать показания… Он не может убедительно опознать нападавшего, потому что тот схватил его сзади, но он признает бумажник своим и сопротивляется всем попыткам заставить его «бросить это дело». Он решает довести его до конца.

Дело наконец передается в суд. Вы занимаете свидетельское место и рассказываете свою историю задержания преступников.

— Откуда вы знаете происхождение бумажника, который вы подобрали на улице? — спрашивают вас. — С чего вы решили, что на этой темной улице больше никого не было? Ведь вы же не вглядывались в нее, не так ли? Ах, вы видели обвиняемого? Да, да, вы видели его как какую-то «неясную фигуру». Ах, вы видели его очертания, и только? Так почему же вы утверждаете, что на улице больше никого не было? Почему вы уверены, что перед обвиняемым больше никто не бежал? Почему вы так уверены, что никто больше не скрывался на улице, оставаясь в укрытии, когда вы по ошибке арестовывали невинного человека? На улице были коробки и мусорные контейнеры, не так ли? Откуда вы знаете, что никто в них не спрятался? Откуда вы знаете, что никто не сидел, скорчившись за грудами ящиков? Вы заглядывали за них?

Адвокат явно издевается над вами. Он начинает расспрашивать о мельчайших деталях улицы. Сколько на ней стояло ящиков? Сколько контейнеров? Сколько дверей выходит на улицу? Много ли пожарных лестниц?

Конечно, вы не можете припомнить все эти мелкие детали. В темноте вы гнались за человеком. И вы его поймали.

Во время перекрестного допроса вам приходится основательно попотеть. Вы понятия не имеете, сколько мятых упаковочных ящиков валяется на этой улице, сколько мешков с мусором, сколько дверей выходит наружу.

Адвокат продолжает свою линию.

— Было ли их двенадцать (дверей, контейнеров)? Четыре дюжины? Сто?

Вы говорите ему, что меньше сотни. Откуда вы знаете? Вы говорите, что у вас есть причины так предполагать. Ваш ответ создает новые возможности для атаки на вас. Вы даете показания о том, что вы знаете относительно того, что вы предполагаете?

Ясно, что настигнув обвиняемого и доставив его к своей машине, после того как, отключив фонарик, вы нашли револьвер и бумажник, вы были не в том положении, чтобы, оставив задержанного, возвращаться и обыскивать каждый ящик, поднимать каждую крышку контейнера, считать все упаковки и мешки с мусором.

У адвоката было два месяца продумать все ловушки для вас, придумать те занятия, которыми вы, якобы, должны были заниматься в ту ночь. У вас же была тогда доля секунды, чтобы принять решение и претворить его в действие.

Наконец адвокат оставляет вас в покое. Ему удалось создать впечатление, что вы тупой исполнительный служака.

Вы совершили смелый поступок, бросившись по темной улице за вооруженным преступником. Но двенадцать членов суда присяжных, ухмыляясь при виде вашего замешательства, так не думают. В их глазах вы совершили целую серию нарушений. Вы никак не можете собраться с мыслями. Вы чувствуете себя совершенно беспомощным. Им никак не может прийти в голову — независимо от того, что вы сделали или не сделали, что опытный юрист, имея в своем распоряжении шестьдесят дней, всегда найдет в ваших действиях какие-то ошибки.

Если бы вы провели целый час, обыскивая свалки мусора, он бы сказал, что настоящий преступник проскользнул у вас меж пальцев, пока вы копошились у задней двери ресторана.

Он бы доказал, что преследуя преступника, вы не увидели лежащих на улице бумажника и револьвера, из чего вытекает, что их там не было (варианты: «Даже самый тупой полицейский должен был споткнуться о них»).

Наконец адвокат насмешливо говорит: «У меня все» — тоном, которым обычно обращаются к шелудивой дворняжке.

Вы бы отдали месячную зарплату, чтобы у вас была возможность подвергнуть адвоката такому же перекрестному допросу, пусть даже у вас и вполовину меньше сарказма, чем у него.

Вместо этого вы покидаете свидетельское место, стараясь лишь высоко держать голову и не сутулиться.

Присутствующие снисходительно улыбаются вам вслед.

Для дачи показаний вызывается обвиняемый. Он честно и откровенно, не кривя душой, рассказывает, что произошло на самом деле. Он ничего не хочет скрывать. Ему это удается без труда. Он репетировал свой рассказ шестьдесят дней. Оказавшись за решеткой, он продумывал каждое слово.