Суд Рейнмена

– Нет, Михаил Олегович, я очень рада, что мои подозрения не подтвердились, – искренне ответила Синдия, глядя в глаза собеседнику. – И очень жалею, что столько времени была в заблуждении. Я считала, что хорошо разбираюсь в людях, и когда появились первые подозрения, я ни с кем ими не делилась в надежде что ошибаюсь, и очень рада, что это оправдалось.

– И я рад, что все недоразумения прояснились, – Михаил раздавил окурок в пепельнице. – Вы думаете, я за два месяца ни разу не заметил, что с вами творится неладное, что вы напряжены и странно скованы в моём присутствии? Конечно, я даже предположить не мог, в чём дело, и как хорошо, что мы сейчас всё выяснили! Да, а ваш «человек дождя»… Я не считаю себя тупицей, но не могу уследить за ходом ваших мыслей: как вы пришли к выводу, что он – сотрудник правоохранительных органов?

– То, как он подписал свои письма в «Мозаике», – ответила Синдия. – Рейнмен.

– Рейнмен… Дождевой человек? Человек дождя? – уточнил Михаил. – А что если это простое совпадение? Какой-нибудь идиот начитался газет после убийства Молоткова и решил подшутить?

– В том-то и дело, что из газет он не мог узнать, как мы называем преступника в рабочих беседах. Ни в одной газете не проходило прозвище «человек дождя». «Неизвестный преступник», «Убийца в маске», «борец за порядок» – что угодно, но не «человек дождя». Откуда автор мог узнать этот бренд? Вероятность случайного угадывания весьма низка. Да и, кроме того, вы тоже читали его письма. Вряд ли их автор просто хотел подшутить и привлечь к себе внимание. Он не думал о дешёвых эффектах и хорошо знал, о чём пишет, когда объявлял войну асоциальным личностям.

– Мне тоже так показалось. Итак, вы уверены, что Рейнмен из «Мозаики» – «человек дождя», которого вы разыскиваете? – уточнил Михаил.

– Скажем так, я в этом почти не сомневаюсь. И у меня возник вопрос: откуда он мог узнать, под каким названием он проходит в наших рабочих беседах? Ответ напрашивался только один.

– Что он работает в следственном отделе? – подхватил Михаил Олегович.

– Или в следственном отделе, или в ГУВД, в отделе по расследованию особо тяжких преступлений. Все, кто так или иначе были по работе осведомлены о «человеке дождя», как мы его называли, автоматически подпадают под подозрение.

– Не все, – внезапно улыбнулся Михаил. – Он же не на ходулях ходит и футбольные мячи в рукава не суёт, так что проверять нужно только тех парней, которые выше среднего роста и сложены, как Терминатор – три…

– … и в возрасте от 25 до 30 лет, плюс-минус пять лет, – добавила Синдия. – по слогу, которым написаны оба его письма, можно почти точно определить возраст, образовательный уровень и социальный статус респондента. Высшее образование, высокий интеллектуальный уровень, нестандартный склад мышления, правильная литературная речь. Наверное он вырос в интеллигентной среде, сам никогда не сквернословил, и мат в общественных местах его коробит.

– Да уж, очень сильно коробит, – Михаил что-то записывал в вытащенном из кармана джинсов блокноте. – Сложный психологический портрет. Вряд ли я вам накопаю в прокуратуре и ГУВД много людей, подходящих под это описание, Синдия Аркадьевна!

– Если у кого-то окажется две и больше черт из моего «фоторобота», такого человека тоже нужно на всякий случай проверить.

– Хорошо, – Михаил черкнул ещё две строчки. – Утром я свяжусь с Платовым, пусть он у себя в отделе осмотрится. В общем, в понедельник мы постараемся оба списка уже подготовить и вам на стол передать. Или вы хотели бы их раньше?

– Желаю, но не хочу быть нахалкой. После того, как я вломилась в ваш сад, проникла в ваш гараж, да ещё тыкала вам в лицо пистолетом и обвиняла в убийстве я просто не имею морального права что-то срочно от вас требовать и вообще должна радоваться, что вы не сдали меня милиции.

– Это моя работа, – ответил Михаил. – Я не считаю, что прокурор должен только читать обвинительные речи в суде. Иногда можно и присоединиться к расследованию. На моей территории и, вероятно, в моём ведомстве орудует серийный убийца. Другое дело, что его жертвы особого сострадания не заслуживают, но я не могу ему позволить орудовать у меня под носом. В Регионе после того случая с дочерью Шестопаловой бытует мнение, что мы только и умеем, что грешки прикрывать, и отмазывать преступников, если истец не может раскошелиться, и я хочу разрушить это убеждение!

Глава 30.

ЭМАНСИПИРОВАННАЯ ДЕВУШКА