Суд Рейнмена

На дисплее высветился текст личного дела Ивана Астафьева. Синдия сохранила его в Блокноте, перевела на принтер и задала новый запрос, на Прокофьева.

Данные о хозяйке квартиры № 5 заставили её подпрыгнуть на стуле. «Малькова Вероника Степановна. 1945 г.р. Проживает одна. С 2001 года по месту прописки появляется редко, тогда же подписана доверенность и передан второй комплект ключей Мальковой И.С., 1966 года рождения».

Итак, совладелицей квартиры № 5 в доме № 1 Лермонтовского проезда является Иветта, а Вероника Степановна, скорее всего, её родственница, наверное, мать. Теперь понятно, что Михаил не ошибся в своих догадках. Рейнмен искал в Проезде укрытия и знал, где его найдёт. Нескольких минут ему хватило, чтобы снять маску, спрятать нож, сменить чёрный костюм Рейнмена на джинсы и рубашку и прибежать к месту убийства, опередив пожилого одышливого участкового. А Павел Уланов тут не при чём. И насчёт залитой кухни он наврал, наверное, потому, что был в квартире не один, а с другой женщиной. А кто сказал, что Павел обязан хранить верность ей одной? Может, иногда он позволяет себе развлечься со сверстницей или девушкой моложе его, и не знал, что ответить, когда звонила Синдия. Вот и врал так неумело.

Но как же тогда показания сержантов, которые видели Антона и Рейнмена у моста? Если Рейнмен и Антон всё же не одно лицо, то как Платов оказался в переулке, почему соврал родителям, что уходит на дежурство и каким образом он связан с квартирой матери Иветты? Едва ли она могла быть подельницей серийного убийцы. При всей своей неприязни к жертвам Рейнмена, Иветта не стала бы таиться, укрывая преступника, с одной стороны заниматься расследованием, с другой – стопорить его. Эта прямолинейная отважная женщина никогда не кривила душой, не скрывала своих убеждений, и её менталитет бунтующего подростка никак не вязался с образом укрывательницы преступников.

Но Иветта имела ключи и доверенность на квартиру в Лермонтовском проезде, а капитан Платов оказался поблизости.

От такого наслоения противоречий начинала кружиться голова, и Синдия решила хотя бы попытаться прояснить ситуацию. Она сняла телефонную трубку и набрала номер приёмной председателя городского совета. Через два гудка в трубке раздался профессионально-вежливый женский голос:

– Приёмная председателя городского совета. Доброе утро.

– Доброе утро. Соболевская, помощник городского прокурора. Соедините меня, пожалуйста, со Станиславом Марковичем.

– По какому вопросу?

– Лермонтовский проезд.

– Ждите.

– Мальков слушает! – пророкотала трубка через минуту. – Здравствуйте, Синдия Аркадьевна!

– Станислав Маркович, извините за беспокойство, но я должна задать вам несколько вопросов.

– Можете подъехать, когда вам удобно. Дело, наверное, не телефонное.

Мальков сам вышел встретить Синдию на проходной, проводил её в свой кабинет с портретами президента, губернатора и городского головы и предложил монументальное кресло, обтянутое чёрной кожей, возле журнального столика. Секретарша, молодая рыжеволосая женщина в строгом, но явно не дешёвом светло-сером костюме принесла поднос с двумя чашками кофе и вазочкой пирожных и так же тихо покинула кабинет. Станислав Маркович устроился напротив Синдии. Если она почти утонула в огромном кресле, то Мальков напротив неё выглядел в таком же кресле по-прежнему великаном.

Обменявшись незначительными фразами о погоде, дорогах и текущих делах, собеседники перешли к главной теме разговора.

– Вероника Степановна Малькова – ваша родственница? – спросила Синдия, отпивая вкусный, крепко заваренный кофе из изящной фарфоровой чашечки.

– Моя первая жена, – Станислав Маркович поднял керамическую кружку с монограммой «С.М.». – Мать Лёшки и Ветки… Ох, горячо, зараза!.. Мы поженились ещё совсем молодыми, я только университет окончил, а Нике и семнадцати не стукнуло, – Мальков отставил чашку и шумно перевёл дыхание. – ох, и было же нам тогда! Да не прячьте вы диктофон, я же знаю, что вы его в сумке включаете. Я сам десять лет на следовательской работе был, всю специфику знаю!

Синдия усмехнулась и положила включенный диктофон на стол. В отличие от Лизы Маркиной Станислав Мальков совершенно не смущается от появления диктофона.