– А у нас в восьмом классе была учительница математики, – вспомнил Михаил. – Она была занята только своей личной жизнью, все мужья от неё через полгода – год сбегали, а мы её раздражали, когда она переживала очередную любовную драму, и она нас изводила, могла в первый день четверти закатить контрольную работу, влепить двойку, если забудешь с ней поздороваться в коридоре, обругать дебилом или свиньёй перед всем классом или нарочно срезать на итоговой контрольной работе в десятом классе, и никто не мог ничего с ней поделать. До перестройки учитель имел полную власть в классе, а ученик никаких прав не имел.
– Я дочку в садик не отдавала, – вспомнила Синдия, – а потом папа пристроил её в частный лицей, где педагогам было запрещено некорректно обращаться с детьми. Мы оба помнили, чего я в школе от учителей натерпелась, и решили, что Инессу от этого убережём.
– И мы с Женькой так и сделаем. Мой сын не будет из-за злобной дуры страдать.
«Он так счастлив, что стал отцом, так любит Женю. И он не похож на убийцу. И почему я до сих пор не проверила его «Ниву»? Не сейчас, когда у них такая радость, позже. Я сделаю это потом. И ещё, я не должна делать поспешных выводов. Это мне и Валерий говорил в моём сне. И наяву, наверное, он сказал бы мне то же самое. Спасибо за совет, Валерий. Я не должна свалить вину на непричастного человека… Но кто ты, Рейнмен? Призрачное существо в маске, порождение дождливой ночи, или реальный человек, может быть, кто-то из моих новых коллег? Проявись, ответь на наши письма, выдай себя! Я не могу всю жизнь гоняться за призраком, я ведь не агент Малдер или Скалли, и ищу реальных преступников, а не призраков в ночи, которые появляются из ниоткуда, наносят удар и снова уходят в никуда. Вот Иветта знает, что он живой человек. Она почти догнала его, держала его за рубашку, ощущала под пальцами тёплую фланель, и этого было достаточно, чтобы фантом обрёл материальную сущность ловкого спортсмена, профессионального киллера или бывшего спецназовца. А я не сталкивалась с ним так близко, чтобы поверить, что он реален. Кто для меня Рейнмен? Строчки официальных рапортов с места преступления, невнятные показания свидетелей, строки письма в «Мозаике» – бесплотный образ, мифическое существо, о котором я ничего не знаю. Рейнмен, кто же ты? И есть ли ты вообще?»
Тут взгляд Синдии упал на Арину, и мысли снова вернулись к девушке. Она стояла на отшибе с тем же напряжённым видом, как бы отгородившись от всех. Она взяла себе поднос, на который сложила разные угощения, и отрешённо жевала их, даже не разбирая вкуса. «Зажёвывает стресс… Те, у кого от потрясения пропадает аппетит, усугубляют своё состояние. А я тоже в стрессе начинала много есть, но, как ни странно, худела и быстрее приходила в норму. Надо узнать, что с ней. В какой-то мере я за неё в ответе, ведь Арина – сестра Павла и моя сотрудница. И мы так подружились. А друзья должны приходить на помощь друг другу! Давать советы, обсуждать ужастики и чаты в Интернете – это ещё не дружба. А вот если я помогу ей справиться с проблемой, тогда я поступлю как настоящий друг!»
– А что потом было с той докторшей? – напомнила о разговоре Иветта. – ну, которая на работе сериалы обсуждала?
– В конце концов, её дисквалифицировали, – ответила Синдия. – я думаю, от этого все только выиграли. Мне это стоило множество сил, но я этого добилась.
– Жалко, я не смогла вытурить ту воспитательницу. Но я тогда была всего лишь студенткой, и она мне была не по зубам.
– Почему-то у нас мало заботятся о моральном состоянии детей, – вздохнул Михаил. – Не всегда интересуются, какие люди работают в яслях, детском саду, летнем лагере или в школе. Бывает, что с детьми работает человек, которого к ним нельзя даже близко подпускать! – лицо Михаила окаменело, глаза сузились, замыкаясь в себе, и он стал как никогда похож на Ремо Джирона в «Спруте». – Но мой сын не будет страдать из-за таких людей, это я обещаю!
– А теперь, – сказала Синдия, закончив диктовать Арине текст для распечатки, – ты расскажешь, что с тобой случилось. Если, конечно, хочешь.
Арина вздрогнула, покраснела, затеребила свой блокнот и, отведя глаза, пробормотала:
– Ничего не случилось, всё нормально…
– Ладно, – пожала плечами Синдия. – как хочешь. Может, у тебя действительно всё нормально, а я возомнила себе то, чего нет. Просто я с утра за тобой наблюдаю… Ты со стороны смотришься совсем как я в первые дни после убийства моего отца, – Синдия подошла к столу Арины и подвинула кресло так, чтобы между ними не было стола, создающего стену между собеседницами.
Арина помолчала, старательно отчищая ногтем пятнышко с обложки блокнота и ответила:
– У меня все живы. Да что тут рассказывать? Фигня. Вы меня засмеёте.
– Я что, кажусь тебе очень смешливой? И я никогда не смеюсь над чужими проблемами.
– Ну ладно… Я всегда на работу езжу на «Хонде», мне Павлик подарил мотоцикл на день рождения. А сегодня переднее колесо спустило, а накачивать некогда, и я на троллейбусе поехала…