Суд скорый

С трудом переставляя непослушные ноги, Ховрин шел впереди надзирателя, привычно сложив за спиной руки, шел мимо окованных железом дверей.

В камерах политических было настороженно и тихо, словно там и не сидели люди, одного из которых ожидает виселица.

За время, проведенное в тюрьме, Ховрин услышал сотни рассказов о преступлениях и наказаниях за них, и каждый случай сравнивал со своим, то впадая в отчаяние, то обретая надежду.

Сколько раз за эти два месяца ему снилось, как его волокут к виселице и он кричит, и - просыпался в поту. Нет, он не жалел, что зарубил Симку и ее любовника, - иначе он не мог поступить, он просто жалел себя, жалел свою молодую, погибшую зазря жизнь, жалел, что не сумел схоронить концы. Попался, как дурак, на оторванной пуговице!

За дверью конторы громко, во всю силу, гремел бас Сандецкого, и Присухин, тронув Ховрина за плечо, остановил:

- Может, не ко времени мы... Сам господин Сандецкий пожаловал. Ишь гневается!

Отодвинув перепуганного Ховрина к стене, Присухин осторожно приоткрыл дверь. Бросив шубу на деревянный диванчик у двери, Сандецкий быстро ходил поперек конторы, а за столом, вытянувшись в струнку, стояли капитан - член суда и тюремные чины, не сводя глаз с командующего.

- Всех трех мерзавцев надо к виселице, а вы тут несколько дней рассусоливали, а так и не поняли, что к чему, остолопы! Олезову шесть лет каторги!.. А?!

- С последующей пожизненной ссылкой, ваше превосходительство, несмело напомнил капитан - член суда.

- "Ссылкой"! Да они плюют на эту вашу ссылку, они оттуда табунами бегут: и с Кадаи, и из Нерчинска, из Минусинска, из Якутска! Только из-под земли убежать нельзя, остолопы!

- Я бы просил... - вздрагивающим голосом начал было капитан.

Но Сандецкий, взмахнув над головой кулаком, крикнул:

- А вы не просите! Я весь ваш дурацкий состав суда разгоню, раз не умеете работать! Вам сказано: жестокой рукой! Вы получали телеграммы из Казани и Петербурга?

- Да, ваше превосходительство.

- И ослушались?! По вашей вине я вынужден конфирмовать этот беззубый по отношению к двум преступникам приговор! Вынужден, потому что не могу ждать. Еще в пути мне донесли, что ваш дурацкий процесс поднял на ноги всю эту уфимскую голь, что вот-вот может снова грянуть бунт. Могут попытаться освободить Якутова! Вы понимаете, куриные мозги, что это будет для вас значить?! А?

Помощник начальника тюрьмы, с трудом отведя взгляд от пылающего лица генерала, увидел в щели двери Присухина. Вспомнив, что он распорядился привести Ховрина, сердито махнул Присухину рукой: потом!

Дверь закрылась, и Присухин повел совершенно обессилевшего Ховрина обратно в камеру.

- Ты же не политик, ты и подождешь... Господин Сандецкий, он только по военным судам голова, тебя не касаемо. Посиди пока. Уедет генерал должно, позовут еще. Ну, ступай в камеру, нечего подпирать стены. Со стороны поглядеть на тебя, Ховрин, - богатырь, чистых кровей богатырь, а от страху ишь, даже в портки... Фу, даже дышать нечем! Иди, иди!

Присухин втолкнул Ховрина в камеру и запер за ним дверь.

А в конторе все продолжал бушевать Сандецкий. Излишне, как казалось ему, мягкий приговор содельцам Якутова грозил и ему самому немалыми неприятностями. Подумаешь, правдоискатели нашлись: доказательств им мало! Да, Ренненкампф не искал доказательств, а вешал без суда и следствия на каждой станции.

- Приведите мне этих двоих, Воронина и Олезова! - приказал Сандецкий.

Помощник начальника тюрьмы на цыпочках выбежал в коридор.

Через несколько минут Алексей Олезов и Иван Воронин стояли перед разгневанным командующим. Он пробежал еще несколько раз по комнате, словно не мог сразу остановиться; наконец замедлил шаг и встал против арестантов, с ненавистью вглядываясь в их лица.

- Ну, господа социалисты, скажите спасибо, что я не приехал вчера. Кто Воронин?

- Я, - переминаясь с ноги на ногу, ответил побледневший Воронин. Он исподлобья смотрел на начальника, думал: неужели отменят оправдание, неужели пересуд?

- Обрадовался небось? - цедя слова сквозь зубы, спросил Сандецкий. Думаешь, надолго выйдешь за эти стены?! Да мы за каждым твоим шагом следить будем, и очень скоро вернешься сюда снова! И тогда уж не жди пощады! - Он резко повернулся к начальнику тюрьмы: - Выпустите под подписку о невыезде. Под гласный надзор! И выкиньте его отсюда.

Когда Воронина увели, Сандецкий несколько минут в упор рассматривал Алексея Олезова. Он знал, что Олезов после Якутова и Брынских был одним из самых активных руководителей забастовки и восстания в мастерских, и по мнению, сложившемуся и в Казанском военном округе и в Петербурге, вполне заслуживал виселицы. И вот из-за того, что он, Сандецкий, приехал сюда после окончания суда, этому преступнику сохраняют жизнь.

Олезов, чуть усмехаясь, не опуская дерзкого и злого взгляда, смотрел в лицо Сандецкого. У того дергалась левая щека и глаза наливались кровью.

- Расстроились, ваше превосходительство? - совершенно спокойно спросил Олезов.

- Молчать!