Суд времени. Выпуски № 01-11

Сванидзе: Нет. Не обращайтесь, пожалуйста, к свидетелям противоположной стороны. Отвечайте на вопросы обвинителя.

Левицкий: Это риторически. Или лучше давайте сбросим Гая Мария со скалы, чем каждый второй погибнет.

Сванидзе: Что Вам Гай Марий, к этому времени Гай Марий давно умер!

Левицкий: Надо, чтобы студия запомнила новую личность, но личность крупная.

Млечин: Если резюмировать показания свидетеля, который продемонстрировал, что та форма правления, которая существовала, начинавшаяся демократия могла решать проблемы, а другая привела к появлению лошади в сенате.

Сванидзе: Сергей Ервандович, прошу, Ваш вопрос свидетелю со стороны защиты.

Кургинян: Скажите, пожалуйста, за сколько столетий до Цезаря родился тот ребенок, та политическая система, которую Цезарь трансформировал.

Левицкий: Столетия четыре.

Кургинян: Ребенку к тому моменту было четыре столетия. У Вас были дети, которые рождались в четырехсотлетнем возрасте, лично?

Сванидзе: Я снимаю этот вопрос.

Кургинян: Пожалуйста, я полностью Вас поддерживаю. Также как и себя за то, что я его задал. Следующий вопрос: можем ли мы сказать, что Цезарь создал самую мягкую систему?

Левицкий: Не можем сказать.

Кургинян: Почему? Из тех, которые были возможны? Цезарь всячески берег республику, он пытался сохранить что-то, был культурнейшим, мягким человеком. В чем он собственно виноват? В том, что длилась резня? Что Сулла и Марий лили непомерную кровь?

Левицкий: Он виноват… Вы помните Африканскую войну?

Сванидзе: Свидетель, я обязан Вам сказать, что защитник не обязан помнить Африканскую войну.

Млечин: Он точно не помнит!

Левицкий: Он, если историк, знаток Цезаря, он должен помнить!

Кургинян: Я — историк? Я — не историк. Я тут с удовольствием учусь у историков. У меня, в исторической семье, в которой я родился, говорили ТацИт, по-французски. А теперь я буду говорить ТАцит.

Левицкий: В одной битве в Африканскую войну погибло 80 тысяч граждан. Цезарь лично приказал уничтожить весь сенат республиканский в изгнании, 300 человек. Все практически патрицианские роды были вырезаны, осталось несколько десятков патрицианских родов.

Кургинян: Давайте сейчас разберемся с пресловутым конем. Скажите, пожалуйста, кто ввел коня в сенат?

Левицкий: Я не помню, давно было. Я не обязан помнить, как говорит судья.

Кургинян: Вот это высокоисторически! Его ввел император Калигула…

Левицкий: Точно так же, как Вы Африканскую войну не должны помнить.

Кургинян: Калигула. Поскольку это знают все, кто знает русскую поэзию:

Калигула! Твой конь в сенате
Не мог сиять во злате.
Сияют добрые дела!

Левицкий: Вспомнили! Скоро и Африканскую войну вспомните!

Кургинян: Итак, его зовут Калигула. До тех пор Цезарю и в страшном сне не могло присниться не только коня ввести, но и недостаточно интеллектуальных людей в сенат. Он жалел всех своих врагов. Он погиб от рук тех, кого спас. При чем тут Цезарь и конь? Это и есть классический метод диалога а ля Шукшин «срезал», когда одним людям шьют, прошу прощения, дела других.

Сванидзе: Спасибо. Ваше время истекло. Сергей Ервандович, могу я задать уточняющий вопрос: нужно ли так понять, что Гай Юлий Цезарь, несомненно, человек огромного масштаба, был величайшим гуманистом, исходя из того, что Вы сказали?

Кургинян: Понимаете, они все были «странные» гуманисты в то время. Я мечтаю написать историю менталитетов, если у меня останется время в жизни. Менталитеты разные. Мне кажется, что по той эпохе по отношению к Сулле и Марию, по отношению к тому, что там творилось, он — фантастически тонкая личность! И мягкая.

Сванидзе: Т. е. были ребята и покруче.

Кургинян: Не просто! Понимаете, всё-таки он — один из них, потом он ещё солдат. Одно дело — Мандельштам, другое дело —…

Сванидзе: Спасибо. Ваш вопрос Вашим свидетелям.

Кургинян: Передайте одно доказательство. Плутарх.