Суд времени. Выпуски № 12-22

Млечин: Вопрос относительно того, что стал ли мир и положение России безопаснее. Можно я начну с Евгения Петровича Бажанова, профессора, доктора исторических наук?

С Вашей точки зрения Евгений Петрович?

Бажанов: Стал. Значит, ну, мы все об этом говорили, в холодную войну была конфронтация. Тысячи американских ракет были нацелены на Москву и на всю нашу страну. И в любую секунду из-за какого-то идиота, из-за ошибки президента, из-за того, что великолепный Рузвельт у власти не находился, еще там из-за чего-то, а у нас Сталин, мы могли закончить со своим существованием и американцы. Точно также наши ракеты.

То есть, опасность была колоссальная. Нам очень всем повезло, что этого не случилось. Сейчас этой холодной глобальной тотальной войны, безусловно, нет. Есть и остается соперничество уже чисто геополитическое. Мы теперь не делим там страны: мы ставим коммунистов, они антикоммунистов. Оно есть, оно остается. В частности, выражается оно в том, что американцы действительно после окончания холодной войны возобновили, что теперь они должны руководить миром. Они самые прогрессивные, они самые хорошие и умные, самые сильные и должны руководить. Это стало вызывать сопротивление и у нас, и у Бен Ладена, и у Китая, и у Индии, и так далее. Это была одна из причин такого обострения. Есть и другие вопросы, по которым мы соперничаем, но мы уже не враги, мы просто соперники. А по очень многим вопросам, чего не было в холодную войну, мы по-настоящему сотрудничаем. Это, прежде всего, с моей точки зрения, вопрос нераспространения ядерного оружия. Не дай бог Бен Ладен или кто-то еще получит ядерное оружие. Это будет похуже, чем ядерное оружие в руках там Буша или еще кого-то. Да? Бахнет по всем подряд. Значит, терроризм, наркоторговля, экологические катастрофы, локальные конфликты. Раньше же это автоматически было. В Африке какой-то вождь племенной приезжает в Москву и говорит нам, что он социализм собирается строить…

Сванидзе: Леонид Михайлович, если Вы хотите дать время трем свидетелям, то…

Бажанов: Я все, я заканчиваю. Значит, тут же мы на его стороне. Приезжает другой вождь в США и говорит, что он капитализм (будет строить) — на другой. Сейчас этого нет. По очень многим конфликтам у нас очень близкие позиции. Даже возьмите северокорейскую ядерную проблему. Там, Иран, Ближний Восток и так далее. То есть, мир, конечно, не стал идеальным и никогда не будет. Это пороховая бочка страстей, потому что в мире… Мы два человека на даче не можем 30 лет помириться. А когда нас миллиарды и разделены на государства? Но, вот, если так ставить вопрос, безопаснее? То, безусловно.

Сванидзе: Спасибо большое. Николай Васильевич, положение России стало безопаснее? Что больше всего меня волнует.

Злобин: Я все-таки скажу три вещи. Во-первых, безусловно, положение России стало безопаснее. Ни один серьезный российский политик или военный всерьез не рассматривает возможность ядерной войны с Соединенными Штатами или с НАТО. Это очевидно. Это первое. Второе. Положение мира гораздо сложнее. Мы привыкли жить в условиях холодной войны. Мы научились, как это жить. Было два полицейских. Вы предлагали четыре — их было два. Один убит, другой не справился. Вот это положение мира: мир стал гораздо более не стабилен. Эта проблема действительно есть. Мы не умеем управлять региональными конфликтами — они очень тонкие. Мы готовились к большой ядерной войне. Это второе. И третье. Извините, Советский Союз начал распадаться, но отнюдь не закончился. Вот этот котел кипит, и эти проблемы никакие американцы, никакие европейцы за нас не решат. Это проблема распада Советского Союза, который находится в процессе поиска самого себя, как на мировой арене, так и внутри самой страны.

Сванидзе: Николай Васильевич! Спасибо!

Млечин: Анатолий Леонидович, пожалуйста, будьте добры.

Адамишин: Внешние угрозы для России в настоящее время гораздо менее значимы, чем внутренние угрозы. Вот где главная опасность для нашей страны.

Млечин: Спасибо большое.

Сванидзе: Прошу Вас, Сергей Ервандович, Ваши вопросы.

Кургинян: Господин Злобин, Вы сказали, что было два полицейских. Один убит, другой переживает трудности. Или как?

Злобин: Один убит, второй принял на себя роль единственного полицейского. Не справился и думает, что сейчас делать. Да!

Кургинян: Неважно, но тогда единственный полицейский это сверхдержава?

Злобин: Ну, это единственная самая большая…

Кургинян: Ну, хорошо, давайте назовем его единственным полицейским. Будем, нет?

Злобин: Нет. Ну, это самая большая экономика мира.

Кургинян: Гегемон, да?

Бажанов: Не гегемон.

Кургинян: Не гегемон? А кто он?

Злобин: Что значит кто?

Бажанов: Это страна, которая много лет пыталась стать гегемоном. И еще будет пытаться.