Читаем Суданские хроники полностью

В девятьсот девяностом году [26.I.1582 — 24.I.1583] в Томбукту случился великий мор, и в городе умерло множество народа. И в этом году разбойники с большой дороги из числа фульбе Масины напали на судно аскии ал-Хаджа, [шедшее] из Дженне, и разграбили часть груза; подобного этому никогда не было в державе Сонгай. И произошло то во времена султана Масины [и] Бендугу Бубу-Марьяма.

Когда [эта] весть дошла до фарана-Мухаммеда-Бенкан, он сразу же поднялся и направился на Масину, дабы им отомстить, — не посоветовавшись ни с кем из начальников. И военачальники присоединились к его воинам [уже] после того, как он выступил. А его брат тон-кой Салик и бена-фарма Дако приукрашивали ему положение и одобряли его действия, не считая их [в глубине души] правильными — из-за его пренебрежения к ним обоим, так что он им даже не дал знать, а особенно — не посоветовался.

Мухаммед-Бенкан вторгся в Масину, разорил ее великим разорением и перебил в ней множество выдающихся ученых и праведников ее. У последних после их смерти обнаружились удивительные чудеса. Что же касается султана, то он бежал в землю Фай-Санди, пока не улеглась смута, [а тогда] вернулся. Когда весть [об этом] дошла до отца фарана — аскии Дауда, он весьма неодобрительно отнесся к его походу. Этот поход оказался дурным предзнаменованием для аскии, ибо после того события он не задержался в сей жизни. Это достаточно [свидетельствует] о недобром значении похода.

В месяце раджабе этого же года [22.VII—20.VIII.1582] скончался аския Дауд. Он пробыл на царстве тридцать четыре года и шесть месяцев. Смерть его случилась в Тондиби, неподалеку от Гао — это было его имение, там находились его дом и его семья. Он проводил в нем [много] дней в конце своей жизни. В момент его смерти его сыновья, все взрослые, были с ним там. Он был обряжен, доставлен в Гао на челне и в Гао же похоронен.

ГЛАВА 18

/114/ Ал-Хадж, сын Дауда, был старшим из его детей, находившихся там в тот день. Он препоясался мечом и выехал верхом на своем скакуне. А его братья ехали верхами позади него, не приближаясь к нему. В то время не было среди всех сонгаев подобного ему отвагой, доблестью, упорством и выносливостью. И кто присутствовал у них там из людей разумных и знающих, сразу же заявили: "Он достоин быть повелителем, даже если бы и в Багдаде!" Говорят, двое из государей Сонгай были величайшими в их царствовании: повелитель аския ал-Хадж Мухаммед и внук его и тезка — аския ал-Хадж Мухаммед ибн Аския Дауд. А двое были на царстве самыми низкими: аския Мухаммед-Бенкан, сын фарана Омара Комдьяго, и аския Исхак ибн Аския Дауд. Прочие же государи Сонгай были крупнее их.

Когда они ехали верхом в Гао, Хамид выехал из [группы] своих братьев, продвинулся вперед, к аскии, и начал по секрету говорить ему: "Схвати такого-то, такого-то и такого-то!" Но братья его поняли, что говорит он лишь клевету — и только. Потом Хамид вернулся на свое место в процессии, а к аскии приблизился ал-Хади. И он сказал ал-Хаджу: "Не следуй словам этого клеветника и никому не делай обиды. У тебя здесь нет соперника. Мы следуем только за старшим, а старший — если бы присутствовал тут Мухаммед-Бенкан, тебе бы не досталось это дело. Но если бы ты сегодня отсутствовал, а присутствовал бы этот несчастный клеветник, мы бы не отдали это дело ему..." Аския ответил: "Я далек от совершения зла по отношению к вам, потому что ваш отец доверил вас мне. И к тому же прошел уже день, /115/ в который хотел бы я быть [на] этом деле, т. е. [при] жизни дядьев моих по отцу и сверстников моих, что [были] старше меня. И если бы не судьба, которая заставила меня сегодня воссесть на эту ступень, я бы на нее не сел!" Когда царевичи въехали в город и закончили похороны родителя своего, ал-Хаджу присягнули военачальники, войска и прочий народ и рабы — двадцать седьмого [числа] упомянутого раджаба [17.VIII.1582]. Однако, когда ал-Хадж вступал в этот сан, он был поражен язвенным недугом нижней части [тела] своего, который препятствовал ему свободно распоряжаться собой; так что аския не совершил хотя бы даже одного похода до самой кончины.

Когда весть о болезни аскии Дауда дошла до фарана Мухаммеда-Бенкан, он направился в Гао, но, когда прибыл в Томбукту, услышал известие о кончине Дауда и восшествии на престол своего брата аскии ал-Хадж Мухаммеда. Фаран возвратился, задержался три дня в Акегене, затем пошел по дороге на Тьомалан, остановился в Добосо, потом пошел и прибыл к себе домой. Тогда он снарядил свое войско, решив явиться в Гао для битвы. Когда он вступил в Томбукту, то прошел к кадию с намерением приветствовать [того]. И никто в войске не знал [ничего], как вдруг они услышали, что фаран, когда сидел у кадия, попросил его заступничества, чтобы написал тот аскии, что-де он, [Мухаммед-Бенкан], слагает свой сан и желает остаться в Томбукту для изучения науки. Когда же воины услышали то, все сразу же бежали и направились в Гао к аскии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Шахнаме. Том 1
Шахнаме. Том 1

Поэма Фирдоуси «Шахнаме» — героическая эпопея иранских народов, классическое произведение и национальная гордость литератур: персидской — современного Ирана и таджикской —  Таджикистана, а также значительной части ираноязычных народов современного Афганистана. Глубоко национальная по содержанию и форме, поэма Фирдоуси была символом единства иранских народов в тяжелые века феодальной раздробленности и иноземного гнета, знаменем борьбы за независимость, за национальные язык и культуру, за освобождение народов от тирании. Гуманизм и народность поэмы Фирдоуси, своеобразно сочетающиеся с естественными для памятников раннего средневековья феодально-аристократическими тенденциями, ее высокие художественные достоинства сделали ее одним из наиболее значительных и широко известных классических произведений мировой литературы.

Абулькасим Фирдоуси , Цецилия Бенциановна Бану

Древневосточная литература / Древние книги
Эрос за китайской стеной
Эрос за китайской стеной

«Китайский эрос» представляет собой явление, редкое в мировой и беспрецедентное в отечественной литературе. В этом научно художественном сборнике, подготовленном высококвалифицированными синологами, всесторонне освещена сексуальная теория и практика традиционного Китая. Основу книги составляют тщательно сделанные, научно прокомментированные и богато иллюстрированные переводы важнейших эротологических трактатов и классических образцов эротической прозы Срединного государства, сопровождаемые серией статей о проблемах пола, любви и секса в китайской философии, религиозной мысли, обыденном сознании, художественной литературе и изобразительном искусстве. Чрезвычайно рационалистичные представления древних китайцев о половых отношениях вытекают из религиозно-философского понимания мира как арены борьбы женской (инь) и мужской (ян) силы и ориентированы в конечном счете не на наслаждение, а на достижение здоровья и долголетия с помощью весьма изощренных сексуальных приемов.

Дмитрий Николаевич Воскресенский , Ланьлинский насмешник , Мэнчу Лин , Пу Сунлин , Фэн Мэнлун

Семейные отношения, секс / Древневосточная литература / Романы / Образовательная литература / Эро литература / Древние книги