Суданские хроники

Затем Хамади-Амина, по известному их обычаю, направился на возвышенности[678], чтобы там определенное время пасти [свой] скот, пока это время не кончилось, а затем он возвратился в Сахель. Я ему написал, что произошло у каида с Тьерно, и он задержался до ночи на второе шавваля года тысяча сорок третьего [13.III.1634], [а потом] снялся со своим войском, направляясь против помянутого Дьядье в его ставке. Ко мне в этот момент приехал гонец Хамади-Амины, прося, чтобы я его встретил в дороге раньше, чем он доберется к своей цели, а место для встречи [предлагает он] за озером Какоро[679], и чтобы приехал со мною один из свидетелей кадия, дабы добились мы мира между ним — Хамади-Аминой и Дьядье (тот был сыном дяди его по отцу, и Хамади-Амина не желал раздора между собою и ним). Посланный пришел ко мне, я отправился с ним вместе к кадию л рассказал ему о послания. Кадий ответил: "Во имя Аллаха и с благословением Аллаха — однако же после того, как будет спрошено согласие каида!" Каид разрешил это и велел нам отправиться к Хамади-Амине. О том прослышал кахийя Мухаммед ибн Рух, явился к каиду и сказал ему: "Этот наш путь — не путь талибов!" И каид приказал ему отправляться, а он пошел вместе с кахийей Мухаммедом ал-Хинди [и] с группою стрелков /251/ и сопровождающих.

Когда посланец Хамади-Амины увидел это, то сказал: "Это — дурной совет; Хамади-Амина на это никогда не даст согласия!" Он не мог [допустить], чтобы кахийи его опередили у вождя в том, что ему было велено, и помчался перед марокканцами. Он их опередил и нашел Хамади-Амииу стоящим лагерем в условленном месте. Гонец рассказал ему весть, и Хамади-Амина разгневался великим гневом. Он сказал: "Что их несет вступать на путь, который не их путь? Это — не дело людей власти, а лишь дело талибов! Ибо оно — примирение между людьми..." — и велел гонцу повторно отправиться к кадию, дабы тому сказать: "Пусть ко мне не приезжает никто, кроме Абд ар-Рахмана с другим свидетелем!" И чтобы гонец также сказал кадию: разве же не отец его, кадий Муса Дабо, и его свидетели были теми, кто приехал к его, Хамади-Амины, деду в город Сога, тогда вспыхнула усобица между тем и его братом, Хамади-Айшей, родителем этого Дьядье, ради их замирения?

Посланный возвратился, а Хамади-Амина двинулся вместе с войском своим и отклонился от маршрута кахийев. Когда же кадий услышал его слова, то ответил: "То, что он говорит, чистая правда!" И он снова послал к каиду по этому поводу. А каид велел нам отправляться, и мы договорились отправиться после послеполуденной молитвы.

Когда Хамади-Амина изменил маршрут, кахийи прослышали об этом и пошли другой дорогой, чтобы с ним встретиться. Добрались они до него лишь после тягот и затруднений; но тот не пожелал, чтобы они его видели вплоть до Вабо. Он остановился здесь, для него поставили его шатер, и он вошел в него. Кахийи же и их свита остановились на солнце и просили разрешения войти к нему. Но Хамади-Амина не дал им согласия на то, чтобы они его увидели, пока не совершил послеполуденную молитву. Тут он вышел, сел на коня и проехал мимо них, сидящих, не приветствовав их.

Хамади-Амина послал своего брата Силамоко с большим отрядом к замку города. Кахийя Мухаммед ал-Хинди, который был смелым [человеком], поскакал к государю, подъехал к нему и сказал: "О фанданке, по тому, что видим мы, ты явился для того лишь, чтобы сразиться с людьми Дженне. Но если это так, то ты не уйдешь с этого места, пока не начнешь с нас первых!" И с этого момента Хамади-Амина заговорил с ними, приветствовал их, и. отвел к /252/ своему шатру, и усадил их.

Мы же совершили полуденную молитву и собирались выехать к Хамади-Амине, как он хотел. Но когда мы вышли из ворот замка, то повстречали конницу Силамоко, развернутую справа и слева ради убиения и бросания дротиков и нападения, притом что они дошли [уже] до ворот замка. Мы вернулись, испугавшись их; и народ города убоялся великим страхом, полагая, что те поступают так лишь после того, как покончили с обоими кахийями и их свитой. В такой заботе и беспокойстве жители пребывали до захода солнца, [когда] к каиду явились гонцы кахийев и доложили ему, что кахийи ночевали у Хамади-Амины на холме Ваба и [просят], чтобы каид выслал им продовольствие в знак гостеприимства. И он отправил им это на мулах и ослах.

Что же касается Дьядье, та он бежал за Реку, боясь Хамади-Амины, а что до Тьерно, то он бежал в другую сторону.

Кахийи переночевали вместе с Хамади-Аминой в том самом месте. Но в конце ночи он сел на коня, (а они о том не ведали) и въехал в жилище Дьядье упомянутого; он вошел в его дом и объехал его кругом верхом на жеребце своем. Потом он вышел, доехал до стены замка, возложил на нее руку, выполняя свой обет, а ранним утром следующего дня попрощался с кахийями и обратился к стране своей. За ними он отрядил своих братьев — Силамоко, Али ат-Тллимсани и Абу Бекра-Амину — до самых стен замка. Они простились, и кахийи въехали в замок, а те уехали догонять своего брата-государя в своей стране.