Судьба

- Да, - удивилась Алена. Список тем лежал на кафедре, каждый вписывал фамилию в одной из свободных строчек, и их выбором никто никогда не интересовался, было лишь одно обязательное условие: не дублировать тему.

- Какую? - спросила Фаина Прокофьевна таким тоном, будто Алена призналась в непристойном поступке и возникла необходимость уточнить меру его непристойности. Старшекурсницы давно уже объяснили Алене, что раздраженный тон при разговоре со студентом - признак симпатии со стороны Савицкой, и чем недоброжелательней она разговаривает, тем лучше ее отношение; с теми, кто ей совершенно неинтересен или неприятен, Фаина Прокофьевна картинно любезна: в ответ на приветствие молча поднимает голову - отсутствующий взгляд, рот на миг до предела растягивается, изображая любезную улыбку, и тут же лицо отворачивается от вас. Алена видела однажды улыбку Савицкой в ответ на чье-то "здрасте" - жуткое зрелище, как будто вместо лица гипсовая маска с ярко намалеванными губами, и все-таки трудно привыкнуть, что с тобой ни за что ни про что разговаривают, едва сдерживая отвращение.

- Вийона, - ответила Алена, и лицо Савицкой исказилось, словно отвращение к Алене помножилось на отвращение к Вийону.

- Вы никак не можете без...

- Фаина Прокофьевна на миг запнулась, подыскивая подходящее определение, выкрутас? Возьмите английскую литературу.

- Но там нет свободных тем.

- Неважно.

- Но я не знаю английский. А я хочу прочитать стихи в подлиннике. Послушать, как они звучат у поэта, какая у него рифма, метр... какая у него музыка! - Алена искала объяснение своему выбору, о котором до встречи с Савицкой не задумывалась, она просто хотела не прозу, а поэзию, и чтоб можно было прочитать в оригинале хоть пару строф, и выбирать ей пришлось из того скудного перечня, что остался не расхватанным до нее более расторопными студентами. К тому же ей нравилось: "От жажды умираю над ручьем, смеюсь сквозь слезы и тружусь играя... я сомневаюсь в явном, верю в чудо... я знаю все, я ничего не знаю..." и уж, конечно: "Я знаю книги, истины и слухи, я знаю все, но только не себя".

- Что вы прочтете? - спросила Савицкая, и голос ее прозвучал почти человечно. - Он писал на старофранцузском, который и французы не понимают. Мы Вийона знаем лучше, чем они, благодаря переводам Эренбурга. Не морочьте себе голову, возьмите Байрона. "Дон Жуана".

- Ну, нет! - воскликнула Алена, и Савицкая, даже не кивнув Алене на прощание, вскинула голову - она была высока, и, подняв голову кверху, а очи к небу, могла никого на земле не замечать - быстро прошла к выходу. Алена глядела вслед Фаине Прокофьевне, ей было и обидно, и неловко. Догнать? объясниться? Она сообразила, что Людмила (кажется, так зовут ту новую, что принимала у них экзамен) доложила Савицкой, кто и как отвечал на экзамене, и Савицкой рассуждения Алены о Байроне показались интересными, но про Байрона столько всего написано, а про Вийона - почти ничего.

Алена свернула к бульвару и забыла и о Савицкой, и о Вийоне, лишь Байрон еще витал в ее мыслях, потому что думала Алена теперь о Егоре и думала, чуть улыбаясь, но не над Егором и даже не над собой, и уж, конечно, не над лордом Джорджом Гордоном Байроном, а вот улыбалась и все, потому что при ярком свете солнца и ослепительном блеске снега жизнь была прекрасна, и в ней был Егор.

Егор... он был везде - среди корявых стволов деревьев, в припорошенных снежком клумбах, в силуэте далеких домов - Егор... над ним, как над Байроном, парила тайна... Высокий широкоплечий Егор явно был не похож на образ Байрона, сотканный из кадров забытого фильма и фотографий в книгах, но ореол тайны... Тайна, недосказанность позволяют нам домыслить в своем герое то, что... и в природе не существует. Но почему же именно Байрон? Разве мало в истории загадочных фигур? Ах, какая разница... В Егоре есть загадка, тайная печаль... Скорбь? Вот именно, скорбь - от чужих страданий, от несправедливости мира. И равнодушие к обыденным радостям жизни, и глубокий внутренний мир, и раздумья о судьбе человечества...