– Ничего, к красоте легко привыкать, уж поверьте мне! Только вам теперь корни надо подкрашивать примерно раз в месяц, может быть чаще. Следите за этим и чуть только заметите тёмные пряди – сразу ко мне!
– Ага… – я по-прежнему крутила головой в некоторой оторопи.
Динка меня не признает, это точно! А что скажет Игорь? Резкая перемена от тусклой шатенки в яркую блондинку меня пугала, но делать теперь нечего. Не перекрашиваться же обратно только потому, что всплыли на поверхность какие-то жуткие мои комплексы? Ты хотела измениться – вот и получай, Соня. Изменения – на лице! Небось теперь я не буду выглядеть как бледная тень рядом с Виолой… Впервые за несколько месяцев я вспомнила о своей бывшей подруге. Всё это время мысли о ней я старательно запихивала подальше, хотя делать это удавалось с огромным трудом. Но я всегда отличалась стойким терпением.
На улице мне казалось, что все смотрят на меня, хотя наверняка это были всего лишь мои внутренние ощущения. Я чувствовала себя ужасно неловко, и всюду – в витринах магазинов и в окнах машин – искала своё отражение и каждый раз вздрагивала, не узнавая саму себя. В таком сумбурном состоянии я добралась до своего подъезда и столкнулась на крылечке с Павлиной Филимоновной, пухлой старушкой с пятого этажа, бдительность которой славилась на всю округу.
– Вы к кому, девушка? – неприязненно спросила она, не узнавая, хотя ещё утром она довольно ласково приветствовала меня, встретив во дворе.
– Баба Паша, это же я, Соня Артемьева!
– Соня? Ох ты ж, господи, а я ведь не признала тебя, деточка! Что это ты с собой сделала?
– Вам не нравится?
– Ты стала похожа на Каролинку из третьего подъезда… – по поджатым старухиным губам я поняла, что сравнение было не очень лестным. Градус моего настроения опустился ещё ниже. Я всегда очень сильно зависела от мнения окружающих, никуда от этого не деться.
За дверью квартиры номер три было тихо. Странно, Ренатка же собиралась провести урок музыки! Я звонила долго и нервно. После очередной трели, когда моё сердце уже готово было выпрыгнуть от волнения из груди, дверь, наконец, резко распахнулась.
– Ох! – воскликнула Ренатка, увидев меня на пороге, и прижала ладонь к своим губам. – Сработало!
В глазах её плавал самый настоящий ужас.
– Что, настолько всё плохо? – я огорчилась ещё сильнее. Нет, надо было всё-таки сразу же перекраситься обратно, в родной цвет!
– Идём, Соня! – она репейником вцепилась в мою руку и потащила в комнату, даже не дав разуться. Сердце моё ушло в пятки мгновенно. Значит, дело не во мне, а что-то случилось с Динкой, пронеслась быстрая страшная мысль.
– Доченька!!
На звук истошной сирены доченька, которая в это время, усердно насупив брови, что-то делала на полу, подняла глаза. Лицо её осветилось довольной улыбкой. Облегчению моему не было предела.
– Уфф, как ты меня напугала, Натка!
– Ты посмотри, посмотри! – Рената в волнении махала передо мной каким-то рисунком. – Это же невероятно просто!
– Угомонись, я же так ничего не вижу! – Я выхватила из её пальцев листок и вгляделась. Ого-го!
– А мы тут феншуим понемножку, мамочка! – гордо призналась моя дочь. – Натуля сказала, что обязательно получится! И получилось, правда?
– Правда… – прошептала я обалдело.
С рисунка на меня смотрела я. Конечно же, я сразу поняла, что моя любимая дочь изобразила именно меня. Но в каком виде! Кажется, рукой её водило само провидение. Это поразительно, но рукописная копия точно совпадала с оригиналом, настолько точно, что не хотелось верить своим глазам! Причёска, цвет волос, фасон нового платья, которое, купив, я сразу же нацепила на себя ещё в магазине…
– У меня нет слов…
– С тобой поделиться, Соня? – ухмыльнулась Рената, довольная произведённым эффектом. – Прикинь, я сама не ожидала, что получится. Да ещё так быстро и так поразительно точно. Твоя дочь явно обладает талантом волшебника!
– Солнышко, почему ты нарисовала меня именно так? – я тоже уселась на пол.
– Натуля сказала, что нужно визира…
– Визуализировать! – подсказала Ренатка.
– Да! Визуари-лизировать то, что мне хочется, я и придумала… Мамочка, от тебя глаз не отвести, красавица ты моя!
– Устами младенца, – хмыкнула Рената. – Жаль, моя маман не видит этого пердимонокля!
– А что это за моей спиной, доченька? Я что-то не пойму… – я продолжала рассматривать рисунок.
– Это дом, в котором мы будем с тобой жить, мамочка! Вот видишь, два этажа, внизу игровая комната, гостиная, кухня, наверху спальни… Ну, как в домике у моей куклы Поли. А вот тут гараж, там у нас машина и мой велосипед. А свой самокат я тут нарисовала, вот…
– А почему ты себя не изобразила, Диночка? И папу?
– Ну вот же я, мам! Из окошка выглядываю!
– Ах да, прости, пожалуйста, я сразу не увидела. А папа где?
– А папу я пока не успела нарисовать. Потом дорисую, ладно?
– Может быть, не стоит откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?
– А я не завтра нарисую, мамуль, а послезавтра! – глаза её хитро блеснули. Я знала, когда моя дочь говорит таким тоном, значит, переубедить её невозможно. Пытаться даже не стоит.