– Я не придаю этому большого значения. С крестьянством надо меньше считаться. Принимать меры к предупреждению беспорядков и не допускать ослабления власти. Остаюсь при своем мнении по этому вопросу и желаю полного успеха. Во все время разговора Май-Маевский был мрачен, по его лицу катился пот. Вернувшись в штаб-квартиру, генерал выпил два стакана водки и сел за стол в тяжелом раздумье. Пришел генерал Ефимов. Май-Маевский дал ему ленту разговора с Деникиным. Когда Ефимов кончил читать, Май-Маевский глубоко вздохнул: – Лукомские, Романовские губят Россию. Интриганы высшей марки, а Деникин – слабохарактерный человек, поддался их влиянию. Сегодняшний разговор с Деникиным не пройдет так; от них можно ожидать всякой пакости. Ефимов молчал, а Май-Маевский перешел на другую тему: – Как там донцы? Надо смотреть, дабы не повторилась история, подобная Купянской – Они враждебно относятся к Добрармии и не симпатизируют Деникину. – Если бы не Африкан Богаевский, они давно бы образовали демократическую республику. – Да, он держит их в руках. Нам особенно бояться их не следует, по мере продвижения вперед самостийность у них отпадет, – сказал Ефимов. – Пока там отпадет, а сейчас нужно присматривать за ними. Да, я забыл вам сказать, назначьте ревизию генералу Дееву, о результатах доложите. Спустя несколько дней был взят Орел. Ликованию Добрармии не было конца. – Орел – орлам! – воскликнул Май-Маевский. Пресса рисовала события в самых радужных красках, подчеркивая, что население Орла вышло с иконами и на коленях пело «Христос воскресе». Радость была беспредельна! Один Май-Маевский не терял головы. – Орел пойман только за хвост. У него сильные крылья; как бы он от нас не улетел, – сказал генерал начальник штаба. – Я тоже так думаю. Судя по сводкам, красные пpидают большое значение Орлу. Недаром они несколько раз переходили в контратаку. Посмотрим, что будет дальше, – согласился Ефимов, рассматривая оперативную карту. – Да, надо ожидать решительных боев. Колчака осадили. Я никак не пойму тактики Деникина. Зачем держать под Царицыном такие силы, терять людей, ради одного только соединения с Колчаком, тогда как главный удар должен развиваться на орловском направлении. Генерал оказался прав…
Начало конца
Орел был первой ласточкой полного разгрома Добрармии. Командир корпуса генерал Кутепов доносил: «Корниловцы выдержали в течение дня семь яростных штыковых атак красных. Появились новые части, преимущественно латыши и китайцы. Численность появившегося противника установить не удалось. Потери с нашей стороны достигают восьмидесяти процентов».
Вслед за этим донесением последовал ряд оперативных сводок самого катастрофического содержания: «Под натиском превосходных сил противника наши части отходят во всех направлениях. В некоторых полках корниловской и дроздовской дивизий осталось по двести штыков. Остатки корниловской дивизии сосредоточились севернее Курска. Крестьяне относятся враждебно. В тылу происходят восстания». – Да, положение тяжелое, – сказал Май-Маевский: – выкроить нечего, красные жмут по всему фронту. Стучали аппараты, шли беспрерывные разговоры со ставкой. Деникин приказал остановить наступление. Май-Маевский сознавал, что восстановить положение невозможно; От армии, в состав которой входили корпуса Кутепова, Шкуро, Юзефовича, Бредова и других генералов, остались жалкие остатки, разбросанные на большом пространстве. – Отец, о чем думаешь? Как положение на фронте? – спросил с усмешкой генерал Шкуро, войдя в комнату и здороваясь с Май-Маевским. – Положение неважное. Надвигается лава: трудно удержать части, опьяненные победой на фронте Колчака, – сказал Май-Маевский. – Брось, отец, эту лавочку! Поедем в Италию. Все равно не спасешь положения. Скажи, денежки у тебя есть? – иронически посмеивался Шкуро и хлопал по плечу Май-Маевского. – А то я тебе дам, у меня двадцать миллиончиков есть. На жизнь хватит. – Оставь, Андрюша, глупости говорить, – серьезно сказал Май-Маевский, углубляясь в карту. – Я смотрю, как бы выровнять фронт, задержать временно наступление красных. – Теперь уже поздно, – перебил Шкуро: – надо бы пораньше выравнивать. Ну, я тебя не буду отвлекать от работы. Еду в ставку, а оттуда прямо в Италию. До свиданья, отец, не поминай лихом, мы с тобой еще увидимся. Май-Маевский, сделав гримасу, распрощался со Шкуро. Каждый день поступали сводки, извещавшие о критическом положении фронта. Май-Маевский не ездил к Жмудским и пил стаканчиками водку. Как-то я спросил генерала, угрожает ли опасность Харькову. Май-Маевский ответил: – Не только Харькову, но придется отдать и всю занятую территорию юга. Я намекнул ему, что, благодаря иностранным орденам, и за границей будет хорошо. – Все эти награды не имеют значения: когда будешь без армии и родины, ордена вызовут лишь скрытые насмешки наших союзников. Я этого не перенесу, – твердо сказал генерал, помолчал и добавил: – Я лучше предпочту кольт…