Судьба Алексея Ялового (сборник)

Жеребенок такой же гнедой, материнской масти, со светлой рыжинкой на лбу. Оседая на задние ноги, перемахивает через ров, выбирается на обочину. Когда-то вдоль дороги тянулась пешеходная тропа. Ветер подсушил ее, жеребенок наподдает, равняется с матерью. Косит на нее выпуклым влажноватым глазом. Его встречает обрадованное ржание.

Жеребенок мотает головой, успокоенно звякает колокольчиком в подтверждение того, что он рядом, что нет причин для беспокойства.

Задрав хвост, игриво срывается с места, опережает подводу. Колокольчик мотается, бьет, как на пожар.

Жеребенок резко останавливается. Вскидывает голову. Слышится тоненькое, затухающее: «…ди-и-инь!»

Он будто бы играет с колокольчиком. Припустит — колокольчик мотается, бьет, звенит. Приостановится — тишина. Качнет головой — и тотчас в ответ обрадованное: «динь-динь!»

Замрет, насторожит уши. Никого. Лишь жаворонки — свечой в высокое небо, радостные трели их — со всех сторон.

Шагнет — и вновь отрывистое, четкое: «ди-и-нь!»

Жеребенок задирает голову. Оттопыривает губу. Оскаливает молочно-белые зубы, словно пробует на вкус солнце и ветер. Тоненько, задиристо ржет.

Все-то ему внове. Все в первый раз. И высокое греющее солнце, и пустынные поля, и ветер, доносящий от леса горьковатое дыхание распускающихся деревьев.

Мгновенно вырастающий вой рвет прозрачную весеннюю тишину. Громовым ударом обрушивается на землю, вздымает ее вверх. Прямо перед жеребенком.

Жеребенок, прижав уши, шарахается от дымящейся воронки. Кобыла заржала. Возница, приподнявшийся на коленях, кнутом хлещет по крупам, пытается развернуть лошадей. Кобыла в мучительном оскале, вздрагивая от ударов, рвется вперед, к жеребенку. Зовет, приказывает вернуться.

Вновь вздыбившаяся земля закрывает от нее сына. Взрывы следуют один за другим. Между мгновенными вспышками огня мечется жеребенок. Тонкое испуганное ржание его как плач.

А в дымной мгле, среди взрывов, будто ничего не случилось, ужасающе-беспечное: «ди-и-нь! ди-и-нь!»

Возница в кровь рвет удилами лошадиные губы. Гнедая кобыла, мучительно вывернув голову, все кличет своего несмышленыша.

Жеребенок потерялся во мгле, в дыму, среди медленно опадающих черных фонтанов.

И лишь колокольчик оповещает, что он жив. Колотится, звякает. Будто в непроглядном утреннем тумане гонят лошадей с ночного. От реки, от росного луга. И продрогший жеребенок взбрыкивает, беспечно носится то взад, то вперед. «Динь, динь…»

Осатанелый вой очередного снаряда. С тяжким стоном взметывается вверх земля. И приглушенное, дальнее, торопливое: «ди-и-нь! динь!»

2

…Был ли он, этот жеребенок с колокольчиком, или ему только так кажется, ему привиделось, он сам придумал его. В тяжком полубреду, полусне. Во мгле. Он не может открыть глаза, раздвинуть веки — тяжелые набрякшие шторки. Глаза боятся режущего, слепящего света.

Со всех сторон подступает к нему боль. Нестерпимо колючая. Рвущая…

Его покачивает, будто на лодке, которая вот-вот отчалит от берега живых.

Надо остановиться, зацепиться, задержаться. Вспомнить то, что было, что происходило на самом деле. В том, что было жизнью. Твоей жизнью.

Странный все-таки звон. Мотается, плачет, зовет кого-то колокольчик. Жеребенок. Не надо. Его не надо вспоминать. В детстве у тебя был жеребенок — Хлопчик. Белоноздрый. Как он ударил тебя задними ногами. Прямо в подбородок. Снизу. Все поплыло… Зазвенело… Показалось, конец.

Вспоминай другое! Цепляйся за другое! Тропинка в лесу, испятнанная солнцем. Иди по ней. Иди тихонечко. Входи в тишину, в покой, в забвение.

Дятел на высокой меднотелой сосне. Долбит, колотит…

Лучше всего у моря. Пустынный песчаный берег. Солнце только поднялось, просвечивает зеленовато-спокойную воду до самого дна. Темные камешки на белом песке. Ты забредаешь в воду, ты забредаешь в воду, ты забредаешь в воду…

А ног своих ты не чувствуешь. Есть они у тебя, ноги, или нет. Как же, есть! Когда ты очнулся на операционном столе и услышал резкое, повелительное «пилу!», ты спросил, простонал: «Это мне… ногу будете… пилить?»

А в ответ — придушенные марлевой маской спокойно-ласковые слова: «С вами все, миленький. А вот с вашим соседом повозимся».

Кто сосед? Снайпер Беспрозваных, кряжистый немолодой сибиряк-охотник, что шел рядом, или автоматчик Федя Шевель…

Ты можешь о другом?! Другая жизнь у тебя была? Вспоминай то, что осталось за чертой…

За какой чертой?