Судьба без обязательств

Аня поставила букеты в вазы и ходила по огромной, полной света, родительской квартире, прикидывая, где они будут лучше смотреться, а Тамара Васильевна варила кофе в крошечной медной турке.

Георгий слегка опьянел от вида этой современной квартиры, не похожей ни на один дом, где приходилось ему бывать раньше, – величественный зал с окном во всю стену, легкая лестница на второй этаж, сделанная так, что кажется, будто ступеньки висят в воздухе, скупые современные линии – словом, простор и свет.

Опьянел он и от того, как мило Аня хмурится, выбирая место для цветов, будто это самая серьезная задача на свете, и от улыбки Тамары Васильевны, высокой изящной дамы с пышной прической. Она оделась для театра, но все равно, даже в вечернем платье встала к плите сварить чашку кофе для дочкиного поклонника.

Георгий вдруг понял, что влюблен в Аню, в светлый и приветливый мир, который она создает вокруг себя, в аристократическую красоту девушки, и в доброжелательность мамы тоже влюблен.

Он бы сию секунду сделал предложение, но без кольца нельзя. Чтобы войти в этот мир, надо самому быть его частью, делать так, как принято, а не вламываться в грязных сапогах: «Я вашу дочь того… люблю!»

Приняв из рук Тамары Васильевны крошечную чашечку тонкого фарфора, он осушил ее одним глотком и предложил ехать.

На улице было не то чтобы по-настоящему холодно, но промозгло, и Георгий несколько удивился, когда дамы набросили легкие меховые накидки и прямо в туфлях вышли из квартиры.

Пришлось стремглав бежать вниз, к припаркованной довольно далеко машине, и подать ее к подъезду. Он сам вызвался их отвезти, так что ничего унизительного.

В театре Георгий первым делом забронировал столик в буфете на антракт и повел своих дам прогуливаться по фойе, которое благодаря Карине знал как собственную квартиру.

Классический репертуар за двести лет существования театра почти полностью развалился, но само здание выстояло, не поддалось модным тенденциям. Светло-желтые стены, белые колонны, лепнина, шелковые сборчатые занавеси с кистями – все это наводило торжественное настроение, будто, войдя в здание театра, ты одержал маленькую победу над временем.

Георгий разглядывал то натертый до блеска дубовый паркет, то причудливые гипсовые завитки капители и представлял, как двести лет назад здесь прогуливались, шурша кринолинами, дамы, а мужчины в тесных сюртуках раскланивались с ними.

«И были они в точности как мы, только одежды разные. Им тоже казалась любовь вечной, а прошло время, и следа от них не осталось. Всех уравняла смерть своей косой, и счастливых, и несчастных… Горькие мысли лезут, но оно всегда так. Где любовь, там и смерть. Сладкая парочка – любовь и смерть, а вернее, две стороны одной медали».

Тут Георгий понял, что Анина мать обращается к нему, и отвлекся от философских дум.

– …мы были буквально шокированы, Георгий, когда узнали, что вы служите в милиции, – щебетала Тамара Васильевна, – ведь у Полиночки в фирме уже место было для вас готово, и она возлагала на вас большие надежды.

Георгий изобразил что-то вроде офицерского поклона.

– Открою вам маленькую тайну, – продолжала мама Ани, – Полина тогда сильно рассердилась, потому что найти вам замену оказалось весьма непросто. И ваша мама, Георгий, пережила много неприятных минут, она была просто в ужасе, а я ее убеждала, что все не так уж плохо. И оказалась права!

– Безусловно, Тамара Васильевна!

– Да, сейчас полицейские считаются элитой, но тогда… Я просто не представляю, что могло заставить вас, Георгий, с вашим-то интеллектом и памятью, нырнуть в ту клоаку. Слава богу, нам никогда не приходилось сталкиваться, но я знаю, что в те годы там царила полная разруха.

Георгий улыбнулся. Аня отступила, видимо, давая понять, что непричастна к маминому любопытству, и делала вид, будто изучает фотографии артистов.

– Это закон физики, – развел руками Георгий, – Тамара Васильевна, чтобы взлететь к высшей точке, ускоряться надо из точки нижней, а не из середины.

– А вы рисковый человек! – Анина мама кокетливо погрозила ему пальцем. – Впрочем, я всегда знала, что вы не пропадете, еще с тех пор, как вы мальчиком приходили к нам в гости вооруженным до зубов. Уже тогда было понятно, что мирная карьера адвоката не для вас. Но все же милиция…

Третий звонок избавил его от необходимости оправдываться. Георгий повел своих дам в зал.

Спектакль оказался в точности так плох, как он и предполагал, но Георгий не скучал, потому что рядом была Аня. Он смотрел, как блестят ее глаза в темноте зрительного зала, переводил взгляд на руки – тонкие, с длинными хрупкими пальцами. Аня неподвижно держала их на коленях.

Иногда она слегка склоняла к нему голову и еле слышно спрашивала: «Ужасно, да?» – и именно тогда, когда это было действительно ужасно. Георгий кивал, и они вместе, как заговорщики, косились на Тамару Васильевну. Та сидела с прямой спиной и внимательно смотрела на сцену.