– Налетайте, мужики, а я уже поужинала.
Зиганшин выложил гостю пюре и котлету на единственную тарелку, а сам стал есть из контейнера.
– В следующий раз у меня соберемся, – буркнул Пестряков, работая пластмассовой вилкой, – очень вкусно, Анжелика Станиславовна, спасибо.
– Можно просто Анжела и на «ты». Взрослые ж люди! – Описав круг по кухне, Ямпольская скрылась в коридоре. – Не, ну ты, Славик, Геракл, конечно! Такой ремонтище! Прям вот порадовал, родной!
Лицо Пестрякова в недоумении вытянулось, бровь поехала вверх. Зиганшин сделал жест рукой, мол, спокойно, сейчас все будет.
– Читала я это говно, – сказала Анжелика, возвращаясь, – жесть вообще! Вот люди тоже… У меня старшая дочка блог ведет, пишет там милоту разную, про книжки, про фильмы, фоточки красивые, так что вы думаете, хоть одна скотина перепостнула, кроме родителей? Никому не надо! А стоит только написать: «менты – козлы», так, пожалуйста, весь мир в курсе! Всем интересно! Ладно, к делу.
Зиганшин быстро убрал все с подоконника, и Анжелика с неожиданной легкостью запрыгнула на него. Сам Зиганшин сел на пол, подстелив газетку.
– Итак, – сказала Анжелика, – перед нами стоит сложная задача. Понять, что за чмо пустило эту утку на просторы интернета, во-первых, и опровергнуть ее, во-вторых.
– Второе выполнить легко. У меня алиби на оба преступления.
– Ну это, как говорится, в аду расскажешь, – усмехнулась Анжелика. – Заказные убийства еще никто не отменял.
Пестряков пожал плечами:
– Насколько мне известно, у следствия не было никаких сомнений, что Лизу Горскую убил Тарасевич. А единственный человек, который подумал о невиновности Климчука, это присутствующий здесь Мстислав Юрьевич.
– Однако же дыма без огня не бывает!
– Это вы правильно сейчас сказали! – воскликнул Пестряков. – Автор этого пасквиля должен был откуда-то знать про обстоятельства гибели моей жены, которые никогда не освещались в прессе, и про Лизу не могу понять, как стало ему известно. Я ведь не был ее мужем, и о том, что мы встречаемся, вообще почти никто не знал.
Зиганшин с Анжеликой переглянулись. Надо было каким-то образом не дать понять Пестрякову, что они интересовались его прошлым и копались в деле двадцатилетней давности, а как не спалиться перед таким опытным профессионалом?
– Расскажите нам все по порядку, – сказал Зиганшин авторитетно, – потому что никогда не знаешь заранее, что важно, а что нет.
– Да, дорогой! – подхватила Ямпольская. – Такая мелочь может оказаться ключом ко всему делу, что никогда бы не подумал.
Георгий Владимирович пожал плечами:
– А вы никуда не торопитесь?
– Нет. А вы?
– Сын дома один, но он уже большой парень.
– А сколько ему лет? – особенно деловито поинтересовалась Ямпольская.
– Обожди, Анжел, – рассмеялся Зиганшин, останавливая ее прыть. – Замуж выдавать своих девчонок позже будешь.
– Да, вероятно, мне стоит вам довериться, – умилившись их диалогом, кивнул полковник. – Все равно не скажу ничего хуже того, что уже написано.
– Только все по порядку и подробно.
Пестряков вздохнул и довольно долго молчал, постукивая пальцами по подоконнику. Выходила знакомая мелодия, но Зиганшин никак не мог вспомнить, какая именно.
– Мои родители дружили с родителями Карины Александровны, так что мы знали друг друга с детства, – сказал наконец Георгий Владимирович, – но, оба единственные дети, мы считали себя кем-то вроде брата и сестры, и, наверное, это помешало нам влюбиться друг в друга, когда мы выросли. Хотя родители только об этом и мечтали. Помню, моя мама была так счастлива, когда Карина захотела стать врачом, она, по-моему, больше сил приложила к ее поступлению в медицинский, чем к моему на юридический. Зато Каринина мама была без ума от меня и обещала взять к себе в фирму, как только я окончу универ. Вот такая вот идиллия. Мы с Кариной отлично ладили, но не думали ни о чем большем. И вот однажды я пришел к ней на день рождения, встретил Лизу. Влюбился, она ответила взаимностью. Вот, собственно, и вся история.
– Как долго вы встречались?
– Месяц и двадцать два дня.
– Недолго.
– Да.
– За такое время вряд ли у вас могли возникнуть мотивы.
– Да они вообще ни у меня, ни у кого возникнуть не могли! – воскликнул Пестряков. – Поймите, Лиза была девочка из очень простой семьи. Мать одна тащила ее и брата, так что Лизе приходилось подрабатывать медсестрой. Соответственно и выглядела она не так, чтобы грабитель почуял в ней хорошую наживу, и роковой красавицей тоже не была, чтобы кто-то убил ее из ревности.
Пестряков сглотнул и замолчал. Пальцы его снова начали выбивать дробь по подоконнику.
Когда пауза затянулась, Зиганшин кашлянул.
– Она была чудесная, – сказал Пестряков, – хорошая, светлая. Никто не мог желать ей смерти… Нет, никто. Мы с ней как познакомились, так почти не расставались, и, если бы что-то опасное происходило в ее жизни, я бы знал.
– Вы жили вместе?
Пестряков покачал головой: