Судьба для Времени... (СИ)

— Я ответил на твой вопрос в самом начале нашего разговора. Они просто не умеют ценить то, что получают в дар. Более того, они обвиняют кого угодно в своих неудачах, неуверенности, глупости, только не самих себя. Человек по какой-то причине становится инвалидом и ругает судьбу, представляешь? Он ругает меня и твою мать за произошедшее с ним! Но он не ругает Уилла Скэхмена, который потратил свою жизнь на самобичевание и вечные сомнения в себе, а не на открытие революционного метода лечения сломанного позвоночника, которое он должен был сделать по нашему Писанию еще пятьдесят лет назад. Он не ругает Наталью Вертину за то, что она потратила свою жизнь на самопожертвование, в попытках изменить своего мужа-садиста, а не изобрела защитный механизм для автомобиля, который мог спасти миллионы жизней.

— Дядя, но, если вы прописываете для людей путь, почему они не следуют по нему?

— Что ты видишь, когда стоишь перед замком матери, Эон? — Рейт остановился и повернул юношу лицом к центральному замку.

— Вижу дом матери…

— А еще?

— Вижу дорогу к моему замку и Харт, вижу тропинку, по которой мы с тобой прошли, небо, шпили… Не понимаю, что еще я должен увидеть?

— Ты увидел все, что нужно. Когда ты стоишь перед замком матери, можешь выбрать, куда идти: зайти внутрь, пойти к себе или пойти к сестре, а может быть, пойти со мной гулять по этой тропинке. У тебя есть выбор, и он зависит лишь от твоего желания.

— Хочешь сказать, люди не хотят идти по правильному пути?

— Другого объяснения нет. Страхи, неуверенность и лень — лишь отговорки людей, желающих прожигать жизнь, ничего не отдавая взамен.

— Ты не ответил на мой вопрос, — сказал озадаченный Эон. — Если путь создаете вы, то откуда другие пути берутся?

— Мы пишем не один путь, а множество. Таков замысел — дать выбор.

Эон еще долго не мог осмыслить сказанное Рейтом. Теперь было совсем непонятно, что его мать нашла в людях и почему они ей так дороги. Его бедная сестра Харт доходит до полного безумия в своей сути ради этих живых существ. Ничего. Остался один цикл, и Эон войдет в полное владение собой и своей душой, и тогда матери придется прислушаться к его мнению и желаниям.

Мы сидели в гостиной загородного дома на разных концах дивана. Павел читал документы, а я находила в интернете забавные видео или картинки и показывала ему. Украдкой всматриваясь в черты его лица, радовалась, что не поймана с поличным.

— Хочешь поехать со мной в Новосибирск? — неожиданно предложил он.

— Не уверена… — удивленно протянула я, сбитая с толку.

— Есть причина твоей неуверенности? — Павел отложил документы и посмотрел на меня.

— Нет… — я похвалила себя за честность.

— Значит, поедем вместе, послезавтра. — Он взял сотовый и стал писать сообщение.

— Ты что? Я не могу, у меня работа. Меня уволят за такие частые поездки.

— Я тебя к себе возьму, — улыбнулся он.

— Спасибо, не надо, — возразила я с нажимом.

— Ладно. Не кипятись!

Павел набрал номер и приложил мобильный к уху.

— Алло! Ольга Сергеевна, добрый вечер. Коноваров беспокоит. Я получил Ваше письмо и хочу предложить попробовать следующий вариант совместной работы на месторождении: Вы отправляете со мной в командировку вашего финансиста, чтобы совместно с моими коллегами они просчитали интересующие вопросы, а по приезде будем выходить на финальные переговоры. Что скажете?

Я смотрела на него расширившимися от удивления глазами.

— Мне совсем не нужен руководитель, мне нужен трудяга, который будет сводить данные и строить расчеты. Остальное мы уже будем обсуждать с Вами.

Я всей своей мимикой показывала, что ненавижу его за то, что он обозвал меня трудягой, причем простой.

— Отлично. Если Вы решили направить Аллу Громову, я не против. Главное, чтобы работала хорошо. Послезавтра она должна быть готова к вылету. Всего доброго.

— Ну ты и манипулятор! — в шутку накинулась я на него.

— Ты переживала по поводу работы, и я уладил вопрос. Так что проведешь пару недель в Новосибирске с голодными комарами. — Павел вернулся к своим документам.

— Ненавижу комаров, — скривилась я.

— А они тебя полюбят.

Поехать с ним в Новосибирск хотелось очень. Но и толика страха присутствовала. Ведь там жили его родители, а от взрослых людей сложно скрывать свои чувства. И все же я пребывала в каком-то странном восторге, словно мазохизм стал моим вторым «я».

Павел уснул на софе, прислонив голову к спинке. У меня возникло непреодолимое желание поцеловать его. Наваждение, помешательство — не знаю. Только удержать себя не могла. Осторожно подползла к нему на коленях по дивану и прикоснулась своими губами к его. И чуть не потеряла себя, так сладко это было. Желанно до внутренней истерии.

Секунда… и его глаза распахнулись. В них виделись горные вершины, покрытые снегом, и золотистые лучи солнца, ласкающие их. Все было живым, дышало… Даже чувствовалась свежесть ветра, гуляющего между склонами. Паша обнял меня и посадил к себе на колени. Я растворялась в его взгляде, как в первую нашу встречу. Он лишал воли и силы, оставляя лишь безграничную любовь.