Судьба доктора Хавкина

На моем столе фотография почти семидесятилетней давности, сделанная во время «похода на Брамапутру». На фоне жалкой сплетенной из трав деревенской хижины Хавкин прививает маленькую девочку индианку. Малышку привёл, очевидно, дед — обнаженный до пояса худой старик с длинной белой бородой. Такие же худые мужчины, женщины и дети, кто сидя на земле, кто стоя, наблюдают эту процедуру. Все на снимке кричит о потрясающей бедноте и полном отсутствии культуры. Теперь и до индийских крестьян дошел свет, распространяемый учением Пастера. Но какую часть благ получили от науки люди Индии по сравнению с обеспеченными жителями европейских городов? Для этих нищих едва ли бы что-нибудь изменилось, если бы даже сам Пастер во главе армии вакцинаторов явился для спасения Индии от эпидемии. Создателя бактериологии называют часто «благодетелем человечества». Не справедливее ли бы было именовать его благодетелем обеспеченного человечества? Ведь в то время, как индийцы девяностых годов платили смерти страшную дань до тридцати душ с каждой тысячи жителей, на родине Пастера умирало не более двадцати, а хозяева Индии — англичане с гордостью указывали на свою страну, как на государство с самой низкой смертностью в мире. Сорок два раза прибывающие из Индии суда завозили в 1893 году холеру на Британские острова. Но на берегах Альбиона заболело всего несколько человек. Врачи, наука, весь арсенал государственной власти зорко следили за сохранением здоровья граждан метрополии. В Англии за этот год было зафиксировано 64 больных, а в Индии около 500 тысяч. Как видим, солнце науки в отличие от небесного светила по-разному одаривает теплом своих детей…

С февраля по май 1895 года Хавкин находился в Ассаме, который путешественники называют «красивейшей областью Индии, краем зеленых долин, серебристо-прозрачных горных рек и шумных водопадов». Но Хавкин, направляясь туда, знал: в этом северо-восточном углу Индии, где на многие километры тянутся плантации чайных кустов и около миллиона рабочих собирают 40 процентов мировой продукции чая, выпадает почти 12 метров осадков в год, доставляемых морским ветром-муссоном. Они превращают поля и дороги Ассама между июлем и сентябрем в сплошное болото. Количество больных малярией в крае уступает лишь числу жертв холеры. Особенно страдают рабочие-кули на чайных плантациях. В Индии существует даже выражение: «мрут, как ассамские кули».

В девяностых годах смертность кули начала беспокоить даже хозяев чайных плантаций. Объединение плантаторов пригласило Хавкина в Ассам и предложило ему произвести массовые прививки против холеры. Отряд бактериологов появился в поселках кули Калаин и Дугубер в начале февраля в самый разгар холерной эпидемии. Три тысячи рабочих — половина жителей поселка — получили по две прививки, остальные отказались. К маю холеру удалось почти полностью блокировать. В июле «Индиан медикал газетт» подвела итоги этой новой победы: «Среди тех, кто отказался прививаться, заболело 47 человек (1,43 процента) и умерло 20 (0,16 процента). А среди привитых заболело трое (0,1 процента) и двое умерло (0,06 процента), причем смерть одного из них вызвана, вероятно, кровавым поносом. Плантаторы остались весьма довольны последствиями и намерены, — писала газета, — ввести поголовное прививание кули, болезнь и смерть коих отражается на ходе работ крайне неблагоприятно».

Вот она, откровенная позиция подлинных хозяев Индии! Вот как они понимают цели и назначение бактериологии! Не знаю, читал ли сам Хавкин «Индиан медикал газетт», но одной этой заметки достаточно, кажется, чтобы увидеть, насколько далек от подлинной индийской жизни конца XIX века хавкинский идеал аполитичной науки, науки «для всех».

Летом 1895 года в Калькутте вышла довольно объемистая книга «Отчет Государственного бактериолога Хавкина об итогах двух с половиной лет работы в Индии». Вакцина против холеры несомненно оправдала возлагаемые ка нее надежды. Она не всегда, правда, оберегала от заражения, но, как правило, спасала от смерти. Прививки получили 42 тысячи человек. Две трети из них вакцинированы дважды. В первые же четыре дня все привитые приобретали невосприимчивость к холере. Смертность снижалась на 72 процента. Это значило, что смерть, вырывающая одиннадцать жизней из тысячи непривитых, могла теперь собрать не более трех жертв на тысячу среди тех, кто получил укол.