Судьба доктора Хавкина

Даже люди, далекие от науки, с помощью этой аналогии постигали в конце концов смысл хавкинских предохранительных прививок от чумы. Но генерал Гетакр лекций не слушал, советов тоже. Сипаи и полицейские с винтовками на ремне все еще обходили каждое утро дома Бомбея, а посреди улиц на больших блюдах, извергая клубы удушливого дыма, горели куски серы: так по указанию Чумного комитета «очищался» от заразы воздух города.

Если бы Хавкин был врачом, он мог бы охарактеризовать действия британской администрации в Бомбее известным латинским выражением: utfaliquid fiat videattur, в переводе означающим: «Чтобы казалось, что что-то делается». К такой формуле врачи прибегают, прописывая безнадежным больным розовую слегка подкрашенную водичку. Но и не будучи медиком, Хавкин понимал, что одних санитарных мер недостаточно. Эта мысль сложилась в нем еще в тот день, когда по приглашению властей он обследовал один из зараженных кварталов Бомбея — Мандви. Ему пришлось тогда много раз подниматься по лестницам — бедняки Мандви жили в высоких пяти-шестиэтажных домах, — брести ощупью по длинным душным коридорам, в которые почти не проникал свет. Страшная картина предстала перед Хавкиным и его спутниками, когда они вошли в одну из комнат. В помещении, площадью не более десяти квадратных метров, лишенном, как и коридор, окна, ютились несколько семей. В этой коробке без света и воздуха существовало восемь, а может быть, и десять человек. То же Хавкин видел и в соседней комнате, и в соседних домах. Чудовищная теснота и бедность рождали грязь и болезни. Да и о какой чистоте можно говорить, когда в доме нет кухни, и один водопроводный кран приходится на весь этаж.

«Когда они показали мне ряд зданий, где жило от 700 до 1000 человек, и сказали, что случаи заболеваний возникли по всему району в домах, подобных этим, я понял, что нет никакого смысла прибегать к мерам, которые утвердил муниципалитет. (Это было еще до организации Чумного комитета. — М. Я.). Тем не менее я одобрил все то, что было проделано, включая сжигания серы прямо на улице. Я хотел показать этим, насколько исполнительные власти не в силах приостановить рост чумы в Бомбее…»

Хавкин не противился санитарным мерам и по другой причине. Как всегда бесконечно требовательный, когда речь шла о научных выводах, он хотел выверить механизм действия вакцины так, чтобы не возникало ни малейших сомнений в пользе препарата. Он продолжал не доверять собственным наблюдениям и после прививок в исправительном доме в Байкулла и после того, как в течение следующего месяца в его тетрадях набралось еще 8200 записей о прививках среди городских жителей. И хотя вакцинации были уже обучены десятки врачей, а в лаборатории стояли большие запасы препарата, Хавкин не начинал открытого спора с Гетакром и его «системой». Это не было трусостью, потому что полгода спустя бактериолог весьма решительно выступил против принципа «розовой водички». Скорее всего молодому ученому весной и летом 1897 года не хватало поддержки, слова одобрения, произнесенного кем-нибудь из авторитетных коллег. Наука о микробах, еще бедная кадрами, не имела в Бомбее к моменту распространения там эпидемии своих представителей. Но скоро долгожданное слово прозвучало, и прозвучало оно по-русски.

В 1897 году правительства ряда стран послали в Бомбей медиков для наблюдения над эпидемией. Немцы, итальянцы, французы и русские не без основания ожидали, что следующий свой налет «черная смерть» предпримет на один из портов Европы.

Командированным в Индию бактериологам предписывалось самым тщательном образом накапливать опыт по борьбе с чумой. В марте в Бомбей прибыли три русских чумолога: один из них харьковский профессор Владимир Константинович Высокович, другой Даниил Кириллович Заболотный, будущий академик. В первый же день по приезде Заболотный навестил лабораторию Хавкина. Потом в Индии бывали и другие русские врачи (А. Ф. Вигура, А. М. Левин, В. П. Кашкадамов). Но первое свидание с посланцами родины, после почти десяти лет, проведенных на чужбине, оставило в душе Хавкина неизгладимый след.

При всей своей сдержанности Хавкин не мог скрыть, как обрадовала и ободрила его встреча с земляками (все трое оказались уроженцами Украины). В стенах Бомбейского медицинского колледжа впервые зазвучала русская и украинская речь, впервые за много лет заведующий лабораторией услышал свое полное имя-отчество: Владимир Ааронович. Русская группа пользовалась самым сердечным гостеприимством в лаборатории Хавкина. Высокович и Заболотный получили полную информацию о характере эпидемии, методах лечения и предупреждения чумы. А когда русские врачи пожелали проверить действие собственной противочумной сыворотки, Хавкин организовал опыты в крупнейшем, наиболее совершенном госпитале Бомбея.