Судьба драконов в послевоенной галактике

Его как раз выволакивали из комнаты, я видел распахнутые, скребущие пол кожистые перепончатые крылья, закаченные, чуть подернутые белесой пленкой глаза, горло, вздрагивающее от спазмов, и пену, срывающуюся вниз из безгубого рта...

Санитары-ящеры действовали умело, сноровисто, я было сунулся помогать, но услышал квакающее:

- Папаня, досыпай... Уже проехали.

Я вышел вслед за ними в коридор.

В коридоре стояли де Кюртис, Глафира, Георгий Алоисович, из дальнего номера выскочил Жан-Жак - почти не общавшийся с нами "отпетый".

Куродо спал. Я бы тоже спал, если бы не Кэт.

Санитары вынесли Степу. Я присел на корточки и сжал голову руками.

- Джек, - тронула меня за плечо Кэт, - ему вовремя сделали промывание... Успели.

- Да, - я поднялся, махнул рукой, словно отгонял комаров, - да, извините, ребята, я что-то совсем... совсем не того.

Ко мне подошел Георгий Алоисович.

- Джек, - сказал он, - прости... Я не знал, что так получится.

Он был вполне искренен. Он расстраивался. Впрочем, все мы, "отпетые" дубы порядочные...

________________________________________________________________

- Вызывают, - сказала Глафира , - тебя и Георгия.

- Вылет? - спросил я.

- Ну да, - кивнула Глафира , - в нашем секторе только вы и остались.

- Придется одному, - вздохнул я, - сама видишь: Егор нетранспортабелен...

Глафира покачала головой:

- Одному не получится. Шметтерлинг.

Действительно, одного "отпетого" никто не выпустит на шметтерлинга. Так не бывает, чтобы можно было справиться с этим монстром в одиночку. Стало быть, будут узнавать, что с Георгием, почему он не может лететь (какое лететь! он ходить не может!), а когда узнают, то загремит Георгий даже не в сержанты, даже не в "псы" - в охрану "столовых". Я глядел на него. Соображал.

- Степа из больницы вернулся, - сказала Глафира .

Это был выход и для меня, и для Георгия... Конечно, Степан ни разу не был на других планетах, и даже не собирался на них бывать, но раз такое дело? Такое скверное дело...

Я вышел.

(А то, что Степан похож на шметтерлинга, так еще и лучше! Отвлечет... монстра, покуда я буду перезаряжать...)

Полет Степа переносил плохо.

Глаза подернулись пленкой, и я опасался, я боялся... Он часто дышал, безгубая пасть была раззявлена, и вместе с хрипом из нее вылетала кровавая пена.

Дня два мы провели в ракете, никуда не выходя.

Я отпаивал Степана молоком.

- Лихо... - выговорил Степан, - когда более или менее оклемался, - я и не ожидал, что меня так...

Он не договорил.

- Обратно, - постарался я его успокоить, - будет легче.

- Будем надеяться, - вздохнул Степа.

Я объяснил:

- Шметтерлинга не бойся. Это довольно глупое существо и не бросится на тебя...

Я хотел сказать: "Потому что очень похож на тебя..." - но вовремя осекся.

Мы вышли из ракеты.

Степа закинул голову. Я вновь видел его зеленую ящериную шею. Степа пил воздух. Степа вздрагивал от удовольствия... То было совершенно особое, ни с чем несравнимое наслаждение. Я это знал.

Первое, что мы увидели, кроме чистого распахнутого неба, был разорванный "отпетый".

Шметтерлинг долбал его клювом и деловито, тщательно растаскивал недобитое, еще живое острыми когтями.

Степан смотрел, широко раскрыв глаза.

- Зачем он?..

Я пожал плечами.

- Много причин.

- Он ведь был не голоден... если оставил.

- Да, - усмехнулся я, - раз не доел, значит, не голоден. Пошли.

Мы миновали разгромленный домик "отпетого", поднялись на холм, стали спускаться. У подножия холма мы увидели останки домов. Здесь была деревня.

- Вот так, - я показал Степану обгорелые остовы, - сперва шметтерлинг буянил здесь. "Отпетый" покуда давал сигнал, покуда...

Степан расправил крылья.

- Зачем? - повторил он. - Почему?

Я вспомнил, что мне объяснял когда-то Мишель .

- Власть... власть и способность причинять боль другому...

- Это так... - Степан подыскивал слова, - приятно?

- Да, - с уверенностью ответил я, - это не просто приятно. Здесь иное слово потребно.

Мы насквозь прошли сожженную деревню.

Расположились в поле. Я уселся на землю. Степан, пригорюнившись, стоял рядом. Было жарко. Слышен был стрекот заик-кузнечиков. Будто они втолковывают что-то очень важное кому-то непонятливому.

- Закусим? - предложил я и вынул кусок ноздреватого мягкого хлеба.

- Нет, - печально сказал Степан, - что-то не хочется.

Он снова вскинул голову вверх, снова вздрогнул горлом.

- Как здесь страшно, - сказал он.

- Страшно? - удивился я.

То был обыкновенный средне-ино-планетный пейзаж, со взбитыми кучевыми облаками, тающими в синеве, кромкой дальнего темного леса, будто прочерченной острым карандашом, начинающими желтеть высокими травами, покорными ветру, - и если бы не сожженная, не вытоптанная за нашими спинами деревенька...

Степан выхрипнул в небо что-то гортанное, проклинающее и побежал, приминая траву своими голенастыми, наполовину птичьими, наполовину ящериными лапами.

Он разбегался для полета. Наконец толкнулся, распахнул крылья, сильно взмахнул ими раз-другой и - взлетел, взмыл.