Судьба драконов в послевоенной галактике

– Никак не в степени, – Катенька схватила меня за плечи и легко вздернула над полом, так что я смог увидеть всю ее бородавчатую неровно дышащую тушу, – никак не в степени, – повторила Катенька, и я увидел свое отражение в выпуклом безразличном глазе жабы, – а в отношении к происходящему!.. Если он себя уверит, что происходящее – пытка, так он и у массажиста от ужаса скончается, а если он себя уверит, что – массаж, так он и на дыбе от удовольствия покряхтывать будет. Суй его в штаны, раба божьего.

Растянув штаны, елико возможно, Коля подставил их под мои ноги, словно распахнутый мешок, куда вот-вот должны засыпать картошку.

– Только, – захихикал Коля, – ты его аккуратней, а то помнишь, в прошлый раз мы того чмошника одевали, в одну штанину обе ноги засунули – во смеху было!

– Ноги растопырь, чудо, – прикрикнула на меня Катенька, – не слышишь разве, что бывает?

С трудом я попытался раздвинуть ноги и выговорил:

– Вам… что же… доводилось бывать на… дыбе?

– Ах ты дрянь! – поразилась Катенька, впихивая меня в пижамные штаны, – да у меня вся жизнь! – как на дыбе. Держи его, сквернавца, за плечи, – разевая пасть, оглушительно гаркнула она Коле, – счас пижаму надевать будем!

Видимо, я здорово рассердил Катеньку, раз сам Фарамунд Иванович схватился за голову, полуприсел и в этом полуприседе заканючил:

– Ой, ой, ой, как неудачно! Ой, зачем так сказали? Ой, лучше кричать и ругаться, чем так!..

– Сквернавец, – шипела, выпуская розоватую слюну на пол, Катенька, – ссквернавец, мммастодонт, шыкым, айшыкым. Рруку держи, руку!

Катенька довольно умело натягивала на меня пижаму, выламывала руки с явным, нескрываемым удвоольствием.

– Все! – снова (как видно, успокоившись) пропела она, обдернув на мне пижаму. – Уу, – Катенька швырнула меня на кровать, а потом с силой надавила зеленой огромной лапой. Лапа легла на мое лицо, и я едва не задохнулся.

– Сетку не порвите! – в ужасе заверещал Фарамунд Иванович.

– Ладно, – с явным сожалением вздохнула Катенька, – пойдем, Коля…

Я слышал, как хлопнула дверь и из коридора донеслось густое пение Катеньки:

– Расцветали яблони и груши…

– Пааплыли туманы над рекой, – дребезжащим тенорком подхватил Коля.

– Выходила на берег Катюша, – тенорок Коли и контральто Кати затихали вдали, – на высокий на берег, крутой…

* Часть вторая. Драконы*

Глава первая. Бриганд Мишель

Неделю мы отдыхали на поверхности. Привыкали. Обживались. Жарились на солнышке. Купались в речке…

Мишель объяснял нам:

– Там – Длинношеий. Притом – слоновый Длинношеий. Такие обычно жрут травку и бананы, а этот наладился хряпать мясо…

– Так его живым? – заинтересовался Федька.

– Угу, – кивнул Мишель, – нас, конечно, на Длинношеего бросают, но этого убивать – ни-ни.

– Вот пускай, – разозлился Валька, – этим "южане" занимаются.

– Ты оборзел, Валя, – деловито и солидно сказал Мишель, – ты просто оборзел: вместо того, чтобы радоваться тому, что тебе досталась творческая интересная работа – не резать, а ловить! – ты воротишь рыло. Пиздей тебя не слышит, вот бы порадовался. Там, кстати, есть один из "южан". Он и трезвонит.

– А, – зевнул Федька, – мне-то все равно.

…"Южанин" встретил нас неприветливо. Одет он был так, как все здесь одевались: звериные шкуры и еще какая-то шерстистая гадость.

– А, Мишка, – поприветствовал он Мишеля, – Федька с тобой, Валя… А это что – новенький?

– Тиша, – порадовался Мишель, – ну, тебя не узнать. Нам тоже так?

Тиша только рукой махнул:

– Аа… Хрен с ним. Будете посланцами Неба… Верховный жрец завтра камлает – вот вы и въедете.

– На машинке? – сразу заинтересовался Мишель.

– Можно и на машинке, – тускло как-то согласился "южанин", – а вообще…

Это была жаркая влажная планета. Я глядел во все глаза на лопающееся душное великолепие плодов и ветвей, на сплетение зеленого, красного, синего, покачивающееся под ветром. Мои уши, привыкшие к тишине и гулкости подземелья, где каждый звук на особицу, отдельно, впивали, жадно вливали все это слитное цмоканье, чвирканье, свиристение, шелест, шуршание, гортанные крики птиц, шипение.

– Вы так грохнулись, – задумчиво заметил Тиша, – что жрец камлание на завтра назначил.

Я щекой прислонился к косматому стволу. Я трогал черные жесткие волосы ствола пальмы рукой. Я был счастлив. Я пил воздух.

– Ты здорово по-здешнему балакаешь? – спросил Валька.

– Ничего, – скромно заметил Тиша и вдруг залопотал нечто переливчатое, гортанное – не то песня, не то клекот, – как Тихон Андреевич разговаривает? – с гордостью спросил он.

Федька, ни слова не говоря, показал большой палец.

– Аа, – довольно протянул Тихон, – то-то вот! Что это у вас боец такой зелененький? Совсем заманали беднягу?

Диего, в самом деле, едва держался на ногах. Тяжело дышал, переводил взгляд с дерева на дерево, с лианы на лиану.

– Ничо, – хмыкнул Мишель, – оклемается.

– Хорошо, – кивнул Тихон, – пойдем пещерку покажу.

Мы шли по лесу, сплетающемуся над нами и под нами, по лесу звучащему и дышащему, по лесу, прогибающемуся под нашими ногами…