Читаем Судьба философа в интерьере эпохи. полностью

И эксперимент, по Гегелю, оказывается не способом черпать из природы новое знание, как это было у Канта, а только очищающей купелью, в которой разум смывает с себя чувственную грязь: "В том виде, в каком закон выступает сначала, он проявляется нечисто, опутанный единичным чувственным бытием, а понятие, составляющее его природу, представляется погруженным в эмпирический материал. В опытах инстинкт разума старается найти, что воспоследует при тех или иных обстоятельствах. Благодаря этому кажется, будто закон еще больше окунается в чувственное бытие, однако последнее, напротив, теряется в нем"**.

Там же, с. 136.

У Канта продукт науки - устойчивый гетерономный синтез законов природы и нравственности, новое теоретическое и практическое отношение к миру, у Гегеля продукт науки - очищенный от эмпирии разум.

Если Кант толкает к активному познанию тайн природы, то Гегель всякий раз отсылает к стеллажу истории, требует пассивного терпения и неторопливости, поскольку новое должно сначала самозародиться в процессе саморазвития духа, а затем уже оно может быть осознано индивидом, "открыто" им с позволения и одобрения духа, который действует по правилам христианского духа святого - утешителя и наставителя богодухновенных пневматиков: "Мы должны проникнуться убеждением, что истинное по природе своей пробивает себе дорогу, когда пришло его время, и что оно появляется лишь тогда, когда это время пришло, а потому оно никогда не появляется слишком рано и не находит публики незрелой"*.

Гегель Г.-В.-Ф. Соч.. т. 4, с. 39.

Попробовал бы Гегель указать хоть на один случай в науке, когда истины приходили бы вовремя и публика, пусть даже научная, была бы подготовлена к открытию. Новая истина всегда несвоевременна, об этом говорят судьбы Бруно, Галилея, Менделя, Циолковского, Флеминга, за которыми скрываются сотни и тысячи неведомых миру гениев, чьи имена навсегда потеряны для истории человеческого познания. Истина ничего не пробивает собственными силами, их у нее нет, нужны люди, чтобы пробить дорогу истине, а это удается не всем и далеко не всегда.

По самой своей сути отношение Гегеля к творчеству враждебно и консервативно. Это отношение с позиций ритуала, который рассматривает себя высшей ценностью, а ломающее его новое - болезнью и помехой, "порчей" сложившейся системы. Разум в его коллективности и всеобщности превращается у Гегеля в воинствующего цензора, в помеху новым истинам: "То, что общезначимо, то и имеет всеобщую силу; то, что должно быть, то на деле и есть, а то, что только должно быть, но не есть, не обладает истиной. Инстинкт разума со своей стороны с полным основанием крепко держится за это и не дает ввести себя в заблуждение мысленными вещами, которые только должны быть и как долженствование должны обладать истиной, хотя бы они уже не встречались ни в каком опыте, - он столь же мало дает ввести себя в заблуждение гипотезами, как и всякими другими иллюзиями неиссякающего долженствования, ибо разум есть именно достоверность того, что он обладает реальностью, и то, что для сознания не существует в качестве самодовлеющей сущности, т.е. то, что не является, есть для сознания полное ничто"*.

Гегель Г.-В.-Ф. Соч., т. 4, с. 134-135.

С этой позиции неприкасаемости к тому, "что есть", и самоограничения тем, "что есть", любое творчество представляется беспочвенной химерой и произвольным вымыслом.

Наука лишена смысла без тайны, загадки, без непознанного, поэтому с точки зрения науки философия Канта с ее принципиально неформализуемым в рамках наличного опыта остатком, с "вещью в себе", есть хотя и несовершенный, требующий критического подхода, но при всем том ценный набросок философии переднего края науки, философская интерпретация реальных отношений, возникающих в процессе научного творчества. А гегелевская система с той же точки зрения в лучшем случае история наличного научного знания, то есть философия пропедевтики, выхода на передний край науки по моментам ее истории. Это философия для детей школьного возраста и для студентов - для них действительно имеет силу гегелевское положение: "Отдельный индивид должен и по содержанию пройти ступени облазования всеобщего духа, но как формы уже оставленные духом, как этапы пути уже разработанного и выправленного"**.

Там же, с. 15.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Философия музыки в новом ключе: музыка как проблемное поле человеческого бытия
Философия музыки в новом ключе: музыка как проблемное поле человеческого бытия

В предлагаемой книге выделены две области исследования музыкальной культуры, в основном искусства оперы, которые неизбежно взаимодействуют: осмысление классического наследия с точки зрения содержащихся в нем вечных проблем человеческого бытия, делающих великие произведения прошлого интересными и важными для любой эпохи и для любой социокультурной ситуации, с одной стороны, и специфики существования этих произведений как части живой ткани культуры нашего времени, которое хочет видеть в них смыслы, релевантные для наших современников, передающиеся в тех формах, что стали определяющими для культурных практик начала XX! века.Автор книги – Екатерина Николаевна Шапинская – доктор философских наук, профессор, автор более 150 научных публикаций, в том числе ряда монографий и учебных пособий. Исследует проблемы современной культуры и искусства, судьбы классического наследия в современной культуре, художественные практики массовой культуры и постмодернизма.

Екатерина Николаевна Шапинская

Философия
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука