Судьба генерала Джона Турчина

Глядел Иван Васильевич на стройно движущиеся красно-синие четырехугольники своих рот, и спокойней становилось у него на душе: смотр должен был пройти хорошо. Что ни говори, радостно сознавать, что ты уже не чужак, кочующий по незнакомым городам в поисках случайного заработка, не изгоняемый отовсюду бродяга, а человек, нашедший наконец себе место под недобрым американским солнцем. Нынче он занят привычным, наиболее знакомым ему делом и делает его во имя высокой цели. И, что ни говори, успешно делает.

После церемониального марша начались тактические занятия.

— Позвольте, они, кажется, атакуют? — Держа обеими руками морской бинокль, Бюэлл следил за сотнями синих фигурок, которые, в беспорядке рассыпавишись по бесснежной зимней равнине, среди чернеющих кустарников, с протяжным, яростно-стонущим криком, ружья наперевес, бежали все в одном направлении.

— Да, сэр, атакуют, — ответил Турчанинов, тоже с биноклем в руках.

— Но почему же рассыпным строем, а не плотными колоннами, как полагается в таких случаях? — Генерал опустил свой бинокль, толстое, пряничное лицо поворотилось, и Иван Васильевич убедился, что светлые, выпуклые, веселые глаза Бюэлла могут, оказывается, принимать весьма неприятное выражение. — Странная у вас тактика, полковник!

— Зато, сэр, в результате такой тактики у меня будет меньше потерь от огня противника, — сказал Турчанинов спокойно и убежденно.

— Но это противоречит всем уставам! Наполеон так не воевал. На основании чего вы применяете подобную тактику наступления?

— На основании требований современной войны, сэр, — ответил Турчанинов. — А в частности на основании опыта войны в Крыму. Под Севастополем русская пехота придерживалась рассыпного строя. Результаты были самые положительные.

— А вы участник этой войны? — спросил Митчелл.

— Да, сэр.

— Ах, да, я и забыл, что вы выходец из России! — воскликнул генерал Бюэлл. — Значит, у вас богатый боевой опыт, полковник. — Светлые выпуклые глаза глядели более благосклонно. — Так, так...

— Между прочим, главнокомандующий, генерал Мак-Клеллан, тоже был под Севастополем, — сказал Митчелл. — Да, Мак-Клеллан был представителем Соединенных Штатов при англо-французском штабе.

Бюэлл совсем развеселился:

— Хо-хо-хо! Случайно вы не встречались с ним, полковник, в вашей ледяной России?

Поздно вечером, закончив инспекционный осмотр, генералы уезжали обратно. Было темно, холодно, среди черных клочковатых облаков потухали последние линяло-розовые остатки заката, во мраке желтели ряды освещенных вагонных окон.

Сияя издали зажженными фонарями, подъехала генеральская коляска, остановилась. Неяркий свет уперся в группу офицеров, вышедших провожать гостей. Генерал Бюэлл, подвыпивший и размякший, был доволен и всем увиденным, и обедом, которым его угостили.

— Великолепно, полковник! — говорил он Турчанинову, ставя ногу на заскрипевшую и подавшуюся под ним подножку. При этом пошатнулся. Иван Васильевич, тоже на радостях захмелевший, поддержал его под локоть, ощутив тяжесть грузного, хоть и коротенького, тела. — Великолепно, полковник! И строевые, и тактические занятия, и стрельбы — все прекрасно. Хо-хо-хо! В жизни не видел такой выучки.

— А штыковой удар? Мастерской удар, — вставил долговязый, почти на голову выше его Митчелл, заходя с другой стороны и тоже усаживаясь в ландо.

— Русский! — со скромной гордостью сказал, улыбаясь, Турчанинов. — Я обучаю своих солдат русскому штыковому удару. — Фонарь на экипаже осветил его зубы, белеющие между темными усами и бородой.

Глухо и неприютно шумела под ветром чернеющая в потемках роща.

ГЕНЕРАЛ БЮЭЛЛ НЕДОВОЛЕН

Зимой 1862 года армия Бюэлла, покинув Кентукки, начала марш на юг. С боями прошли штат Теннесси. К весне дивизия генерала Митчелла, во главе которой находилась турчаниновская пехотная бригада, продвинулась в Северную Алабаму — край хлопка и кукурузы.

В теплые апрельские сумерки полковник Турчанинов со своим ординарцем Майклом подъезжали к лесу, где расположилась его бригада. Тонкий розоватый полумесяц висел в сиреневой пустоте над отдаленными отрогами Аллеганских гор. На опушке леса, и дальше, в глубине, за черными стволами огромных мачтовых сосен и кедров, светились красные пятна костров. Глухой рокот отдаленной орудийной стрельбы пробивался сквозь трескучий лягушиный хор, несущийся со стороны залитого молоком тумана болота в низине.

— Who is going?[36] — закричал часовой в шинели с пелеринкой — выступил внезапно из-за куста, вскинув ружье.

Турчанинов сказал пароль. Часовой, узнав командира бригады, отсалютовал ружьем.

— Как дела, Билл? — спросил, проезжая мимо, Иван Васильевич. Весенняя грязь чмокала под копытами.

— Все в порядке, сэр.

Черные косматые лапы сомкнулись над головами всадников, со всех сторон полезли навстречу. Охватило настоянной на хвое свежестью и прохладой.

— Вот с этим ирландцем, Майкл, когда-то мы вместе плыли из Европы в Америку, — сказал Турчанинов ординарцу. — Рядом на койках лежали... А теперь смотри, как встретились!

— Пути господни неисповедимы, сэр, — благочестиво отозвался Майкл.