Судьба генерала Джона Турчина

— Но ведь я не американка, Жан... И такое мнение, — продолжала она, — не у одной только миссис Джонсон. Поговори с кем хочешь, и каждый тебе скажет: деньги для человека — это все, а без денег человек — дрянь.

В ближайший воскресный день Турчанинову пришлось встретить живущих по соседству Джонсонов. Тощий, длиннолицый нотариус в надетом, несмотря на зной, черном длиннополом сюртуке, чопорный, празднично торжественный, вел под руку пышущую здоровьем толстушку жену в капоре с голубыми шелковыми лентами. На потных лицах у обоих лежало умиленно-благодушное: выражение — возвращались из церкви.

— Рад вас видеть, мистер Турчин! — произнес нотариус скрипучим голосом, остановясь и приподнимая надетый ради праздника, лоснящийся шелковым ворсом цилиндр.

— Я тоже, мистер Джонсон, — сказал Турчанинов, касаясь полей измятой фетровой шляпы.

— Я все нахожусь под впечатлением проповеди. Какую проповедь произнес сегодня преподобный Трибс! На текст: «Низвергну гордых и вознесу смиренных». Я полагаю, в отношении проповедников мы можем потягаться с Вашингтоном. Жаль, что вы не слышали, мистер Турчин... Кстати, какой вы церкви? Я никогда не вижу вас у нас, пресвитериан. Наверно, методист?

— Нет, — сказал Турчанинов. — Не методист и не пресвитерианин.

— Может быть, конгрегационалист?

— Нет.

— Тогда адвентист?

— Нет.

— Менонит?

— Нет.

— Неужели католик?

— Тоже нет.

— Баптист? — сказала миссис Джонсон.

— Нет. — Турчанинов улыбался, забавляясь растущим недоумением мистера Джонсона.

— Квакер? — высказала предположение миссис Джонсон. — Хотя нет, на квакера вы не похожи.

— Мормон! — воскликнул мистер Джонсон.

— Как видите, у меня только одна жена, — засмеялся Турчанинов.

— Да кто же вы, наконец? Надеюсь, не магометанин?

— Я атеист, — сказал Иван Васильевич.

— Я не знаю такой церкви.

— Это церковь неверующих.

— Я вас не понимаю, — пролепетал мистер Джонсон, окончательно растерявшись. — Надеюсь, вы не хотите сказать...

— Да, я неверующий.

— О! — только и мог ответить мистер Джонсон, глядя на Турчанинова с изумлением, переходящим в ужас.

— О! — как эхо, повторила миссис Джонсон, круглое, краснощекое лицо которой приняло точно такое же выражение. Было похоже, они ждали, что вслед за таким неслыханным, кощунственным признанием под ногами Ивана Васильевича с грохотом разверзнется земля и он исчезнет в клубах вонючего серного дыма. Однако Турчанинов продолжал спокойно стоять перед ними и улыбаться.

— Да-а... — пробормотал нотариус, топчась на месте. — Ну что ж, позвольте пожелать вам всего хорошего, мистер Турчин. — Чопорно поклонился. Руки не подал и поспешно зашагал прочь от Турчанинова, волоча едва поспевающую за ним жену.

ВЫВАЛЯТЬ В СМОЛЕ И В ПЕРЬЯХ!

За последнее время Турчаниновы ощущали какой-то веющий на них от соседей и знакомых холодок отчуждения. При встрече с Иваном Васильевичем знакомые горожане, вместо того чтобы обменяться, как раньше, дружеским рукопожатием, перекинуться парой слов или фамильярно хлопнуть по плечу, только лишь подносили палец к шляпе, а чаще просто норовили не заметить и скорей разминуться. Всюду при его появлении разговор обрывался, лица становились замкнутыми, взгляды неприязненно-колючими, все, казалось, с нетерпением дожидались, когда он уйдет. Сосед нотариус совсем перестал кланяться.

Прекратились и заказы на портреты, что иногда давали Ивану Васильевичу лица состоятельные и почтенные, желавшие увековечить свой лик. Впрочем, быть может, сыграло здесь свою роль и появление опасного для Турчанинова конкурента — недавно обосновавшегося в городке фотографа, к которому и повлекло падких на дешевизну обывателей.

— Чужаки мы с тобой, Наденька! — говорил жене Иван Васильевич. — Люди с луны либо с другой какой планеты.

Он понимал, почему внезапно стало тянуть на них ледяным ветерком общей неприязни. Конечно, для нотариуса с женой свыше сил человеческих было удержаться и не сообщить всем и каждому потрясающую новость: живописец и чертежник мистер Турчин, оказывается, не верит в бога! Кроме того, догадывался Иван Васильевич, вспоминая, как бежал он от Старботла, очевидец этого злополучного события доктор, несомненно, раззвонил на весь город, что мистер Турчин, можете себе представить, тайный аболиционист! Сторонник освобождения негров!

Что касается жены Турчанинова, то с первых дней своего приезда она ощутила на себе осуждающее, высокомерно-враждебное отношение дамской части города, глубоко шокированной тем, что леди их круга занимается совершенно неподходящим и даже неприличным для женщины делом. Надин была горда и самолюбива. Она первая сделала соответствующие выводы и сразу же прекратила всякое общение со здешними дамами.

Как с горечью она убедилась, от врачебной деятельности пришлось отказаться. Что же оставалось делать, чем заняться? Превратиться, подобно окружающим, в респектабельную миссис, все интересы которой не выходят за пределы кухни, спальни и гостиной? Так и жить?.. Ни взгляды Надин, ни натура, пылкая и решительная, не мирились с этим.