Судьба и грехи России

       Весь комплекс социальных, политических и национальных проблем группируется в сознании Федотова вокруг оси Запад — Россия — Восток. Но самые заветные мысли он отдает России. С болью и надеждой Федотов всматривается в трудно уловимое издалека, но всегда близкое лицо России. В это лицо он заглянул тревожно еще в 1918 году(2), когда между  ним и Россией не было ни географических пространств, ни «железного занавеса». И тогда, увидев неслыханные страдания России, Федотов дал обет «жить для ее воскресения, слить с ее образом все самые священные  для нас идеалы»(3).

      В те роковые годы Федотов открывает за агонией России другую катастрофу. Две животрепещущие для него темы сплелись в единой судьбе: Россия и социализм. Федотов пишет: «Одна из величайших сил, творящих  историю  наших дней, — социализм переживает время тяжкого кризиса, из которого он может выйти возрожденным или погибнуть, задавив под своими обломками европейскую культуру»(4).

     Федотов, отдавший социализму  энергию своей молодости, свидетельствует, что  «в  России  нет  сейчас  несчастнее людей,  чем русские       социалисты»(5). Они  видят свою  родину, истекающую  кровью, и свои идеалы, оскверненные в их «мнимом торжестве». К этому у Федотова присоединяется сознание, что «именно попытка реализации  этих идеалов — повинна, в какой-то еще не подлежащей определению  мере, в гибели России»(6). Русский мыслитель отказывается снять вину с  социализма и полностью возложить ее на Россию, на ее национальные  особенности. Он с горечью говорит о вырождении западного социализма, о проникновении в тело всего человечества мещанства через душу  пролетариата. Стало очевидным, что механика интересов и ненависти,  на  которой современный социализм «построил надежды на свое торжество», обращается на самое себя, «революция пожирает своих детей»(7).

       Однако Федотов  продолжает верить в вечную правду социализма, в  его еще им самим не постигнутый смысл. Философ призывает к новому  рождению  социализма, который должен вести человечество к Царствию  Божию  на земле. Федотов сознает себя ищущим, но еще не обретшим.  Его поиск определяет требование: «Спасти правду социализма правдой  духа, и правдой социализма спасти мир»(8).

       Христианский социализм и патриотизм Федотова скрепляет любовь  к России как живому конкретному лицу. Поставив социализм перед лицом  России, он хочет дать ему не только международное, но и нацио-

________________________

1 См.: Вишняк  М. О  судьбах России //  Современные  записки.   1931, № 4. С. 428; С. 449-457; Руднев   В. Политические заметки   (Еще о «Новом Граде») //  Там же. 1932, № 50. С. 438-455.

2 См,: Федотов      Г. П. Лицо  России  //  Свободные голоса. Пг„   1918, № 1. Стб, 11-20.

3 Там же. Стб. 12

4 Федотов       Г. П. С.-Петербург, 22 апреля (5 мая) 1918 г. // Там   же. Стб. 1.

5 Там же.

6 Там же.

7 Федотов   №  1. Стб. 3.

8 Там же. Стб. 4.

==22

нальное отечество. Федотов пытается выработать русское самосознание социализма. Связующее начало этого самосознания — любовь. Однако самосознаваемая любовь требует отчета в том, что любимо. Для Федотова с самого начала выразить лицо России означает объясниться в любви к ней, сказать «просто и правдиво: что мы любим, и как мы узнали о том, что любим»(1). В «любовной феноменологии»  Россия открывается всякому сердцу впервые через тоску по родине     в образе ее природного, земного бытия. У Федотова портрет России есть прежде всего пейзаж, линии ландшафта и воздух родных полей и лесов. Лицо России в душе неразрывно слито с убогой, но милой родиной, с родной землей.

      С землей связана, из земли вырастает часто кажущаяся безвольным и бессмысленным  началом  народная стихия. В изображении Федотова среди пейзажа вырисовываются простые и добрые, удивительно мягкие и легкие человеческие отношения, возможные только в России; родовые глубины славянского быта, сросшиеся с христианской культурой сердца в земле, которую «всю исходил Христос», просветляются в лице народа, отражая «нерукотворный Лик».

      Но  для того, чтобы Россия — «не нищая, а насыщенная тысячелетней культурой» — предстала взорам, необходимо было, по мнению Федотова, более глубокое погружение в источники западной культуры: «Возвращаясь из Рима, мы впервые с дрожью восторга всматривались в колонны  Казанского собора, средневековая Италия делала понятной Москву»(2). Действительно, Запад помог открыть в начале XX века русскую красоту, и у русского мыслителя — европейское виденье божественного лика России, Федотов утверждает мировое значение трагической истории великой страны тогда, когда она наиболее ущерблена и изувечена. Более того, он убежден, что эту историю предстоит написать заново.

      Лицо  России для Федотова не может открыться только в одном современном поколении. Гримаса нашей эпохи есть лишь мгновенное выражение, исказившее прекрасный  облик, в котором будущее светится живым  светом прошлого, смыкается с прошлым в живую цепь.