Судьба и грехи России

   Изредка терем царевны расширяется в сказочную страну, в преображенную Русь, где в вечер под вербную субботу идут боярышни, где царю и боярам снятся заморские гости. Почти всюду на неясном бытовом фоне этой фантастической Руси — икона, свеча, лампада, кроткая поэзия церковного обряда.

    Весь этот мир образов совершенно лишен плотности,

==109

тяжести, характерной для условно-национального русского стиля. Из каких впечатлений строится этот мир? Мы видели  отражения русского искусства (деревянное зодчество Севера, книжная миниатюра), русской сказки, песни, духовного стиха и церковного обряда. Этот мир, построенный из тех же элементов, как и живописная Русь, открытая Васнецовым, Билибиным,  Нестеровым на рубеже XX века. Русь Блока еще более воздушна, бесплотна, ирреальна. Ее идея — девическая чистота и мужская верность. Это святая, «белая» Русь. За лазурью неба, за алыми золями .именно белый цвет особенно дорог поэту (см. выше: «Белая Ты»).

Прилетали белые птицы...

И плескались белые перья...

    Белая рука, белый, белогрудый конь, белые цветы и даже белые слова... Тот же смысл имеет первоначально образ снегов:

Отошла  я в снега без возврата, —

 прежде чем обернуться синей метелью и заворожить поэта  недобрым колдовством. Для Блока «Прекрасной Дамы» белый цвет столь же характерен, как синий романтический  цвет для поэта «Снежной Маски» и «Незнакомки».

     Как ни слабо намечен у раннего Блока русский пейзаж  и образ сказочной Руси, но, сжившись с ними, нельзя не  почувствовать между  ними некоторого противоречия.  Среднерусский московский пейзаж Блока слишком спокоен, реален, цветущ для пригрезившегося рая и для томящейся по нем души. С годами Блок сознает это и навсегда  отказывается от «зеленого пира» земли. В одном из стихотворений второго тома, в кольцовских хореях, поэт убедительно показывает, почему для него невозможно кольцовское наивно-радостное упоение родной природой:

Не мани меня ты, воля,

Не зови в поля!

   Но  здесь дана уже сложная мотивация. С обычным для  Блока сдвигом образов и эмоциональных тонов поэт делает здесь два, в сущности, противоположных признания.  Языческое слияние с родной землей для него невозможно  потому, что он получил религиозное посвящение от «белой  руки» (это в прошлом), но оно невозможно и потому, что  он живет, в настоящем, с опустошенной, нищей душой.

    Мы  понимаем, почему шахматовские поля и рощи не  вернутся в стихах поэта, но не вернутся и розовые сказочные образы «Белой Руси». Но об этом позже. Сейчас же необходимо указать, что в русские темы певца Прекрасной

==110

Дамы  врезывается еще один, всего более волнующий нас мотив: чувство исторического рока. Поэт переживает его в прошлом  родины, перед васнецовским  Гамаюном, который

Вещает иго злых татар,

Вещает казней ряд кровавых,

И трус, и голод, и пожар,

Злодеев силу, гибель правых.

    Он читает этот рок и в грядущем, по каким-то ему одному ведомым  знамениям  времени. Мы уже видели примеры  его исторического ясновидения. Особенно поразительно  известное стихотворения  «Все ли спокойно  в народе?» с его страшным призраком «народного смирителя» («Распутья», 1902—1904).

    Заканчивая этот анализ, подчеркиваем, что образ Руси у раннего Блока слагается из трех элементов: в него входит среднерусский, подмосковный пейзаж, религиозно-сказочное восприятие древнерусской культуры (Белая Русь) и прозрение русских исторических судеб, всегда трагических. Все это только намечено, очерчено бледно, как и вообще русские темы тонут в массе иных, по большей части отвлеченных тем, вдохновляющих певца Прекрасной Дамы.

3

   Когда совершилось неизбежное — «Ты в поля отошла без возврата» (или «в снега»), — поэт очнулся на земле. Но это не твердая, цветущая земля, а наиболее зыбкая, наиболее фантастическая, ирреальная из земных стихий, сродни облакам  и туманам, — болота, «пузыри земли». По его признанию, он не может «говорить без волненья» об этих пузырях земли, читая о них в «Макбете». Тема болот чрезвычайно характерна для всех наших символистов: она отвечает общему для них ощущению жизни как таинственного тления. В этом символе заключена порочность и вместе беззащитность, обреченность, тоска по нежной смерти. Каждый  по-своему переживает эту волнующую  тему. У Блока пузыри земли пережиты наиболее чисто и даже религиозно. Не здесь, не в тлене плоти таились его демонические искушения. Как это ни странно, в недвижной тишине болот поэт видит образ вечности и верности, нетления сквозь вечный тлен:

Полюби  эту вечность болот...

Этот куст, без нетления, тощ.

==111

    Опускаясь так глубоко на дно земли, он еще видит над собой «алую ленту» зорь своей подруги и клянется ей в верности:

Я с тобой — навсегда, не уйду никогда

И осеннюю  волю отдам.

   Здесь спасение от страстей, от дикой воли, в смиренной покорности.

Мне болотная схима — желанный покой.