Читаем Судьба и книги Артема Веселого полностью

Когда мы собрались уходить, я почувствовала, что ему не хочется нас отпускать.

Проводив до дверей, сказал:

— Девчонки, приходите завтра. Махнем за город.

На другой день поехали в Серебряный бор.

Артем часто приходил к нам в Сокольники. Потом я переехала к нему на Воздвиженку…

Я стала много читать. Артем приносил книги, всюду водил меня с собой — в театры, на литературные вечера, где часто выступал, и даже в редакции. Однажды мы побывали у Брюсова.

Помню, пошли на литературный вечер в Институт журналистики. Вечер вел критик Львов-Рогачевский[22], Артем сказал, что тот поддерживает пролетарских и крестьянских писателей. Выступали молодые прозаики и поэты.

Артем читал „Реки огненные“, читал почти наизусть. Львов-Рогачевский его очень хвалил».

СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ

Артем Веселый о рождении журнала «Октябрь»:

1922–1923 годы…

Фурманов, Либединский, Жаров, Голодный, Безыменский, Таррсов-Родионов, Шубин, Кузнецов, Дорогойченко, Доронин, Артем Веселый — только еще брались за перо и пробовали свои силы.

Бурные собрания на Воздвиженке, споры за полночь вокруг «Чапаева», «Недели», «Шоколада», «Рек огненных», стихов и коммунэр (поэм).

Горячие молодые споры!

Мы росли не по дням, а по часам.

Под нашим общим энергичным нажимом родился журнал «Октябрь». Мы понесли туда свои лучшие работы…1

В конце 1923 — начале 1924 года при журнале «Красная новь» Воронский[23] создал литературную группу «Перевал»[24], объединившую некоторых писателей, входивших в «Молодую Гвардию» и «Октябрь». Артема Веселого привлекала в «Перевале» идея независимости писателя от политической жизни и возможность воплощения в творчестве «непосредственных впечатлений». Группа издавала сборники, всего вышло шесть выпусков «Перевала». В некоторых есть произведения Артема Веселого. Первоначально в редколлегию входили А. Воронский, Артем Веселый, М. Голодный, В. Казин, с августа 1925 года редактором сборников становится Артем Веселый.

А. Лежнев, анализируя вышедшие выпуски «Перевала», писал:

«Среди прозаиков находится самая крупная фигура „Перевала“ — Артем Веселый. Это — один из наиболее талантливых и многообещающих пролетарских писателей вообще и, пожалуй, самый сильный и оригинальный стилист среди них. Его напряженный, стремительный стиль, в котором динамичность своеобразно соединена со сгущенно-колоритной бытовой, „характерной“ речью (род динамизированного сказа), его короткая, отрывистая, задыхающаяся фраза, где глаголы сплошь и рядом опущены, бешено-быстрый темп рассказа, увлекающий читателя, как горная река, и, как горная река, образующий круговороты, пороги, страстная напряженность действия, стремление эту страстность и динамику подчеркнуть всеми имеющимися в распоряжении писателя средствами — вплоть до типографских ухищрений, до игры шрифтов, до опускания знаков препинания, резкие и сильные страсти, цельные примитивные натуры — во всем этом проявляется молодой романтизм, избыточный, полнокровный и героический, сближающий Артема Веселого с молодым Горьким» 2.

Из воспоминаний Алексея Костерина[25]

С 1922 по 1925 год мы вместе [с Артемом] кочевали из одного литературного кружка в другой — «Молодая Гвардия», «Октябрь», «Кузница»[26]. Москва тех лет была полна этаких мелких литературных ячеек, создававшихся порой просто вокруг какого-либо крупного имени. Кроме перечисленных кружков, были еще такие: «Союз крестьянских писателей», «Литкружок имени Неверова», «Леф», «Круг», «Союз писателей», «Союз поэтов», «Рабочая весна» и другие. Все они сочиняли и публиковали декларации, программы и клятвенные заверения обязательно дать «эпохальные» произведения. Мы посещали эту густую литературную поросль, слушали выступления и дискуссии. От всего этого словотолчения и слововерчения в голове стлался туман. […]

Мы создали из молодых писателей и поэтов еще одну «свободно-творческую группу» — «Перевал».

[…] Мы хотели учиться и писать, но не декларации. Мы хотели отображать жизнь, а не участвовать в многочисленных дискуссиях. К нам потянулись такие поэты и писатели, как Багрицкий, Пришвин, Караваева и другие.

Однако примерно через год я обратил внимание Артема на странный состав наших литсобраний. Наше довольно большое помещение заполняли какие-то завитые и накрашенные девицы в кисейных кофточках и юбочках выше колен, молодые люди, тоже подвитые и надушенные и чуть ли не с моноклями. […]

От всей этой мути я ушел в газету «На вахте», орган ЦК водников. Вскоре ушел из «Перевала» и Артем 3.


Перейти на страницу:

Все книги серии Символы времени

Жизнь и время Гертруды Стайн
Жизнь и время Гертруды Стайн

Гертруда Стайн (1874–1946) — американская писательница, прожившая большую часть жизни во Франции, которая стояла у истоков модернизма в литературе и явилась крестной матерью и ментором многих художников и писателей первой половины XX века (П. Пикассо, X. Гриса, Э. Хемингуэя, С. Фитцджеральда). Ее собственные книги с трудом находили путь к читательским сердцам, но постепенно стали неотъемлемой частью мировой литературы. Ее жизненный и творческий союз с Элис Токлас явил образец гомосексуальной семьи во времена, когда такого рода ориентация не находила поддержки в обществе.Книга Ильи Басса — первая биография Гертруды Стайн на русском языке; она основана на тщательно изученных документах и свидетельствах современников и написана ясным, живым языком.

Илья Абрамович Басс

Биографии и Мемуары / Документальное
Роман с языком, или Сентиментальный дискурс
Роман с языком, или Сентиментальный дискурс

«Роман с языком, или Сентиментальный дискурс» — книга о любви к женщине, к жизни, к слову. Действие романа развивается в стремительном темпе, причем сюжетные сцены прочно связаны с авторскими раздумьями о языке, литературе, человеческих отношениях. Развернутая в этом необычном произведении стройная «философия языка» проникнута человечным юмором и легко усваивается читателем. Роман был впервые опубликован в 2000 году в журнале «Звезда» и удостоен премии журнала как лучшее прозаическое произведение года.Автор романа — известный филолог и критик, профессор МГУ, исследователь литературной пародии, творчества Тынянова, Каверина, Высоцкого. Его эссе о речевом поведении, литературной эротике и филологическом романе, печатавшиеся в «Новом мире» и вызвавшие общественный интерес, органично входят в «Роман с языком».Книга адресована широкому кругу читателей.

Владимир Иванович Новиков

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Письма
Письма

В этой книге собраны письма Оскара Уайльда: первое из них написано тринадцатилетним ребенком и адресовано маме, последнее — бесконечно больным человеком; через десять дней Уайльда не стало. Между этим письмами — его жизнь, рассказанная им безупречно изысканно и абсолютно безыскусно, рисуясь и исповедуясь, любя и ненавидя, восхищаясь и ниспровергая.Ровно сто лет отделяет нас сегодня от года, когда была написана «Тюремная исповедь» О. Уайльда, его знаменитое «De Profundis» — без сомнения, самое грандиозное, самое пронзительное, самое беспощадное и самое откровенное его произведение.Произведение, где он является одновременно и автором, и главным героем, — своего рода «Портрет Оскара Уайльда», написанный им самим. Однако, в действительности «De Profundis» было всего лишь письмом, адресованным Уайльдом своему злому гению, лорду Альфреду Дугласу. Точнее — одним из множества писем, написанных Уайльдом за свою не слишком долгую, поначалу блистательную, а потом страдальческую жизнь.Впервые на русском языке.

Оскар Уайлд , Оскар Уайльд

Биографии и Мемуары / Проза / Эпистолярная проза / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное