Судьба и книги Артема Веселого

— Ну, а как, — спрашиваю, — вообще-то, лучше или хуже прежнего живется? — «Да ведь как тебе сказать… хуже не хуже, да и хорошего-то пока не видать, не выбрались мы еще из-под барской пятки, всей округой, почитай, помещик владеет, замучил… Прута сухого не моги взять, а теперь зима на носу… Аль нам в город за дровами-то ехать, сыстари веков этого не бывало и не будет. Озлобятся мужики, пойдут как-нибудь да и запалят все. Н-на: ни тебе, ни мне…» ⁸

Способность передать суть и интонацию образной народной речи — одна из особенностей творчества Артема Веселого — проявилась уже в самых ранних его произведениях. Позднее свою журналистскую работу в 1917–1922 годах писатель назовет «Порой оголтелого ученичества».

1917. Мелкие рассказы и очерки о фронте и деревне печатались в Самарских большевистских газетах «Приволжская правда» и «Солдат, рабочий и крестьянин». Псевдонимы — Гурьянов, Лукьянов, Колумб, Н. Кочкуров и др. — не помню ⁹.

К своему окончательному литературному имени Николай Иванович Кочкуров, по его собственным словам, «шел трудно». Кроме названных им псевдонимов, он подписывался: Артем Задира, Баранов И., Ив. Артемов, Ив. Кукушкин, Ив. Лаптев, Коммунист Сидоров, Константинов Н., Красный Лапоть, А. Лукьянов, Н. К., Н. К-ов, Н. К-ров, Невеселов, Невеселый А., Сидор Веселый, С. В., Сознательный крестьянин, Угрюмый.

С августа 1922 года он отбросил прежние псевдонимы, оставив один — Артем Веселый.

В Самаре советская власть была провозглашена в ночь с 26 на 27 октября 1917 года на общегородском митинге в театре «Олимп».

«К восьми часам вечера здание театра было полным-полно, — вспоминала Ольга Миненко-Орловская. — Но странно: ни крика, ни шума. Говорят вполголоса. Все чувствуют величие наступающего момента.

Собрание открыл Валерьян Владимирович Куйбышев.

— Товарищи! Вчера в Петрограде произошел революционный переворот…

Когда утром 27 октября ликующая толпа новых хозяев России выкатилась из здания „Олимпа“, Артем дождался у входа двух рабочих Трубочного завода.

Он заключил их в свои широкие объятия, трижды поцеловал и сказал:

— Поздравляю, отцы, с первым в жизни праздником!» ¹⁰

Кочкуров становится членом редколлегии «Приволжской правды». С ноября он вошел в состав редколлегии газеты «Солдат, рабочий и крестьянин». По призыву Самарского губкома записался бойцом в отряд Красной Гвардии. В конце декабря 1917 года с мандатом Самарского губкома партии направился на Западный фронт агитировать солдат за прекращение войны.

На другой день я был готов в поход — красногвардейская шинель, домашняя шапка и дырявые валенки. Вокзал, теплушка, солдатня, мешочники […]

Под Тулой — крушенье, несколько теплушек были разбиты в щепы, две скатились под откос. Отсюда с эшелоном матросов — на Москву. […]

За Смоленском, в сторону фронта, поезда идут почти пустые. Спускаюсь с крыши в мягкий вагон и отсыпаюсь на плюшевом диване…

— Двинск, дальше поезда не ходят, вылезай, служивый, — в дверях купе стоит с веником в руке проводник.

Вокзал загажен, выбиты стекла, в зале 1-го класса митинг… И за вокзалом — митинг; как жаль, что тогда никому и в голову не приходило записывать речи митинговых ораторов — вот была бы книжища и для историков, и для словесников.

Двинск — это уже фронт. Где-то в двадцати километрах на северо-запад — линия немецких окопов […] ¹¹

Рассказы попутчиков, выступления на митингах, голодные солдаты в окопах, условия их жизни («землянка похожа на звериную нору»), — все вспоминалось Артему Веселому, когда он работал над романом «Россия, кровью умытая».