Судьба и книги Артема Веселого

В убогой лодчонке, точно персонажи пушкинской сказки, сплывают старух со старухою. Старуха — суровое и еще цветущее красотою лицо — сидит в распашных веслах, а старух выбирает сеть и часто-мелким говорком приговаривает:

— Хоть и меленька, а есть… Хоть говённенька, а наша…

В сетке трепещутся десятка два запутавшихся в мелкой ячее головлей и щурят.

Неологизмы встречаются и в стихотворении «Сад ты мой сад»:

Из чашечки цветка какая-то жукашка шепнула пролетавшему мимо жуку: «Я здесь».
Цветыня, коей я не знаю названия, раскачивается, точно танцовщица в медленном танце.

Это стихотворение, первоначально названное «Сад», впервые было напечатано в журнале «Новый мир» в декабре 1929 года.

А в следующем месяце «Комсомольская правда» воспользовалась случаем, чтобы еще раз опорочить автора рассказа «Босая правда».

Критик, скрывшийся за инициалами Б.Л., публикует рецензию на стихотворение под хлестким названием «От „Босой правды“ к „Умытому ландышу“».

Чтобы было понятно, о чем речь, несколько строк из стихотворения:

Сияют умытые ландыши, им еще грезится зима.
От набухшей вишневой ветки веет весной…
Маки стоят; как именинники. С елочной иглы свисает, словно вдовья слеза, росинка…
Березка так легка, что, кажется, вот-вот взмахнет сквозным крылом и улетит, расхорошая…
Иное дерево не берет и топор, а стыдливая мимоза свертывается от одного взгляда угрюмого человека.
Аромашки, аромашки… Что-то вспомнилось из дней юности, нахлынула грусть.
Голубой лотос — Индия и Египет, угасшие веры, вымершие народы, вечное круговращение жизни.
Тишина… Слышно дыхание пчелы, дремлющей на цветке.

«Какая унылая, эстетская реакция! — восклицает критик. — Безыдейность, пошлятина, скрытый эротизм приводят Артема Веселого к весьма неоригинальной мысли о вечном круговращении жизни, которое ощущается сквозь артемовскую индивидуалистическую философию […]

Творческий путь Артема Веселого всегда был неровным. В нем всегда были „левые“ тревожные сомнения, выразившиеся в „Босой правде“. Это они, не будучи органически изжитыми, толкнули его дальше по линии, влекущей к оппортунизму. Через „левые“ сомнения он пришел к эстетству, созерцательности и плохой литературной традиции, которая вытравила из писателя не только творческую мыслительную самостоятельность, но привела его от формальных поисков, схожих с творчеством Велимира Хлебникова, к самому пошлому образцу традиционной эстетствующей прозы, прозы в стихах, прозы, от которой откажется любой советский писатель, тем более коммунист» ².

«В клещах беды» (1931 г.) — мучительно выстраданное стихотворение, посвященное памяти погибшего сына, пятилетнего Артемушки[71]. Оно было опубликовано только через три года… ³

Стихотворения из цикла публиковались Артемом Веселым в журналах и сборниках его произведений. Цикл остался незавершенным.

«Книга»[72] издана не была. В архиве сохранились незаконченные стихотворения «Старик», «Ванька-крюшник» и «Слово», наброски к другим стихотворениям.

СЛОВО

Я подбираю цветные слова,
        без устали граню и шлифую их
        и перестраиваю так и эдак,
        и вот строка сияет радугой,
        и каждое слово, усиливая силу
        граничащих с ним слов,
        не теряет и собственного блеска.
Мысль улетает в соцветие слов,
        как в тучу белый аист.
Слово — это масло в светильнике,
        питающее пламя мысли.
Слово — верблюд, издыхающий
        под непомерным грузом предвзятых идей.
Слово — зеркало звука.
В слове — улыбка цветка
        и жалоба струны.

«Пушкин» — последнее из прижизненно опубликованных произведений Артема Веселого.

ПУШКИН