Судьба и ремесло

— Собрались, интересно!.. Цирк устроили! — теперь уже обращаясь к собравшимся, пробурчал хозяин.

Кто-то из мужчин подошел к нему и, успокаивая, помог пройти в калитку.

— Надо же, щенок, а какой злой…

— Он пьяных страсть как ненавидит… Он тут на участкового бросился. Вот шуму было!

— А чего их любить? Радость-то какая. И правильно, горе одно… — рассуждали соседи, пока хозяйка молча, не поднимая глаз, привязывала обрывок веревки к ошейнику пса.

Она увела его во двор, и только тогда, нехотя и продолжая обсуждать случившееся, стала расходиться публика.

— Эй, возьми свою куртку! — крикнул тот, кто поймал Вовку.

Куртка до сих пор была у него в руках.

— Сам носи, — огрызнулся Вовка, стоящий поодаль, в окружении друзей.

— Смотри какой сердитый!

— А ты говоришь, щенок.

Тут вмешалась в разговор стоящая рядом женщина:

— Вон дети-то какие растут — звери.

— Да. Хуже еще. Те-то хоть мать признают, — подхватила молчавшая до сих пор старуха.

— Бери, а то в контору за ней придешь, — улыбнулся сосед.

Но Вовка остался на месте, а самый маленький из всей Вовкиной компании молча подошел к взрослому и забрал куртку.

— Вот без отца растет, и управы на него нет, — не унималась женщина, но ее уже никто не слушал.

Колька изо всех сил трясет запертую снаружи дверь сарайчика. Сквозь щели видно, как подошла мать, отложила засов, и притихший пес с виновато опущенной головой предстал перед своим повелителем.

На глазах у матери слезы. Колька, шмыгая носом, принялся гладить собаку.

— Ну отдай ты его куда-нибудь, Коль, ну ведь каждый раз из-за него стыд такой.

— А пусть не пьет, — буркнул Колька.

— Да ты-то что понимаешь? «Не пьет». Он отец твой… Он…

— Не надо мне такого отца.

— Что? Ты что говоришь?… Да ты сам-то какую радость ему сделал? Ведь…

— Он и без меня всю улицу собрал. Вон Симка радуется.

— Замолчи, говорю. Не дразни ты его, ведь только хуже, Коля. Нет у меня сил…

Но вместо того чтобы обрушиться на сына, мать отвернулась, уткнувшись в платок.

Колька исподлобья смотрит на нее, крутит поводок и вот-вот заплачет, но с места не двигается.

— Иди есть, — сказала мать.

Она, не оборачиваясь, пересекла двор.

Колька усадил собаку в угол сарайчика и, выйдя во двор, аккуратно заложил дверь засовом.

Издали, в полуоткрытую калитку, за Колькой молча наблюдали ребята.

Он заметил их, но тут же отвернулся и пошел к дому.

Ребята двинулись обратно к реке.

— Дура это, а не собака, если она на хозяина бросается…

— А может, он ее пьяный стукнул, а она запомнила и теперь мстит!

— Пират вырастет, больше волка будет, тогда он узнает. Эти собаки никого не боятся, по телевизору показывали, как они в горах там охраняют. Знаешь, какие умные?

— Если такая собака ученая, за нее сколько хочешь денег дадут… — с видом знатока сказал Вовка.

Колька медленно идет по двору, искоса поглядывая в окна своего дома. Оттуда доносятся резкие голоса взрослых.

Сквозь стекла веранды ему видно, как, размахивая руками, отец что-то горячо доказывает матери, а мужик, который уводил отца с улицы, стоит между ними и успокаивает обоих.

Колька прошел мимо двери и, подставив самодельную лестницу, залез на чердак. Там, в темном углу, среди пыльного хлама, он отыскал обрывок тяжелой лодочной цепи и принялся отбивать скобу, которая болталась на последнем ее звене. Вдруг послышался лай. Колька замер, насторожился, но больше ничего не было слышно, и он снова принялся за дело.

В это время Колькина мать уже выводила из сарайчика веселого, ничего не подозревавшего Пирата. Он прыгает, хватает зубами веревку, а она с заплаканным лицом, точно не замечая его радости, быстро идет к калитке, где с куском хлеба стоит человек, который только что был в доме. Мать подошла, виновато сунула конец веревки за калитку и, не оборачиваясь, побежала к дому.

Скоба уже отбита. Теперь на ее месте — кусок старого ремня, который Колька примеряет на свою собственную шею. Ржавая цепь висит посредине его груди и длинным хвостом вьется по полу чердака…

Убедившись, что все в порядке, Колька собрал цепь и спустился на землю. Он сразу увидел открытую дверь сарайчика, но, точно ожидая, что из этой двери сейчас кто-то появится, еще несколько секунд стоял совершенно неподвижно.

Дальше все произошло в одно мгновенье. Колька сорвался с места и помчался, как гончая, по снежному следу, точно повернув в сторону, куда повели Пирата.

Он бежал молча, обгоняя людей, и не обращал внимания на гудки вывернувшегося из-за угла газика.

Мужик, который вел собаку, почувствовал, что кто-то резко дернул веревку. Он обернулся и увидел бледного, дрожащего всем телом парнишку.

— Отдай!

— Да ты что?

— Отдай, он мой, — повторил срывающимся голосом Колька и снова дернул веревку.

— Вот глупый. Ты пойми, отец все равно прибьет его не сегодня, так завтра. Жалко же. Пес-то правда хороший… Ну…

— Я его кормил! Отдай!

— Ух ты какой! А я, если хочешь знать, я вам деньги за него заплатил! Так что теперь он мой! Беги отсюда по-хорошему, а то сейчас…

Но он не успел договорить, что «сейчас», потому что вдруг Колька изо всех сил вцепился зубами в руку, державшую на веревке Пирата.