Судьба Иерусалима

— Но куда?

— Куда угодно, — сказал он, разрушив ее теорию.

— Так… дайте подумать, — она нырнула в расписание. — Вот, одиннадцать десять на Портленд, далее Бостон, Хартфорд и Нью…

— Давайте, — сказал он. — Сколько?

— Но куда? До какого места? — теперь она была совершенно сбита с толку.

— До конца, — сказал он и усмехнулся. Она никогда не видела такой жуткой усмешки на человеческом лице и отстранилась. «Если он тронет меня, — подумала она, — я закричу».

— Т-т-тогда до Нью-Йорка. Двадцать девять долларов семьдесят пять центов.

Он достал кошелек, и тут она увидела, что его правая рука забинтована. Он достал деньги, и она уронила на пол целую пачку билетов, пытаясь оторвать верхний. Пока она подбирала их, он положил деньги на прилавок.

Она надписала билет так быстро, как только могла, но все равно ей казалось, что время течет слишком медленно. Она чувствовала на себе его мертвый взгляд. Поставив печать, она положила билет на прилавок и быстро отдернула руку, чтобы не коснуться его руки.

— П-п-подождите где-нибудь в другом месте, отец Каллагэн. Я скоро закрываю, — она ощупью сунула выручку в кассу, даже не пересчитав ее.

— Хорошо, — сказал он, засовывая билет в нагрудный карман. Не глядя на нее, он добавил. — И Господь пометил Каина своей метой, дабы встретившие его не убили его. И Каин ходил перед лицом Господа и жил, как изгнанник, к востоку от Эдема. Это Писание, мисс Кугэн. В нем ничего нельзя изменить.

— Да? — рассеянно сказала она. — Боюсь, что вам придется выйти. Мистер Лабри вот-вот придет, и ему может не понравиться… не понравиться, что я… что вы…

— Да-да, — согласился он и повернулся, чтобы уйти. На полдороги он обернулся опять.

— Вы живете в Фалмуте, мисс Кугэн?

— Да…

— У вас есть машина?

— Да, конечно. Я просто хотела попросить вас подождать автобуса где-нибудь…

— Поезжайте скорее домой, мисс Кугэн. Закройте все двери вашей машины и не останавливайтесь. Ни в коем случае. Даже если вас попросит кто-либо из ваших знакомых.

— Я никогда никого не подвожу, — сказала мисс Кугэн.

— Когда придете домой, не возвращайтесь в Джерусалемс-Лот, — продолжал Каллагэн. Он в упор посмотрел на нее. — Теперь это нехорошее место.

Она сказала с изумлением:

— Я не понимаю, о чем вы, но вам лучше все же подождать автобуса снаружи.

— Да. Конечно.

Он вышел.

Внезапно ее поразила тишина, нависшая вокруг. Неужели никто — никто — не ходил по городу после наступления темноты, кроме отца Каллагэна?

Да. Никто.

«Теперь это нехорошее место».

Она начала выключать светильники.

27

Над Лотом спустилась ночь.

В десять минут двенадцатого Чарли Родса разбудило протяжное гудение. Он подскочил на кровати.

«Мой автобус!»

И следующая мысль:

«Маленькие подонки!»

Дети уже пытались сотворить нечто подобное. Он зная эти их штучки. Они прокалывали ему шины. Он не видел, кто делал это, но догадывался. Под подозрением ходили Майк Филбрук и Оди Джеймс. Он знал, что это они — кто же еще?

«Ты уверен, что это они, Родс?»

«Я говорю тебе!»

Через неделю ему в офис позвонили:

«Родс, мы накрыли сегодня Энди Гарви».

«Да? Я не удивлен. И что он делал?»

«Боб Томас поймал его, когда он выпускал воздух из шин твоего автобуса».

Ладно, ну и что с того, если это Гарви, а не Филбрук с Джеймсом? Все они держатся заодно, одна шайка, все покрывают друг друга.

Теперь снаружи раздался мощный гудок:

«Уоу, уооу, уоооооу…»

— Сукины дети, — прошептал он, поднимаясь с постели. Он наткнул штаны, не зажигая свет. Свет мог спугнуть маленьких гаденышей, а он этого не хотел.

В другой раз кто-то подложил ему на сиденье коровью лепешку, и он тоже подозревал, кто мог это сделать. Это можно было прочитать в его глазах. Но ничего, он разобрался с ним по-своему. Выкинул, как щенка, в четырех милях от дома — пускай идет хоть трое суток! Под конец тот заревел.

«Мистер Родс, я ничего не знаю. За что вы меня высадили?»

«Ты подложил мне на сиденье коровье дерьмо?»

«Не я, честное слово. Клянусь богом, не я».

Эти паршивцы способны с невинным взором врать собственной матери, и они часто именно это и делают. Он высаживал этого мальчишку еще дважды, и под конец тот признался. Но Чарли все равно вышвырнул его еще раз — для урока.

«Уооооооу…».

Он схватил рубашку и старую теннисную ракетку, стоящую в углу. Видит Бог, завтра чья-то задница будет здорово болеть!

Он вышел с заднего двора и пошел вокруг дома туда, где стоял его большой желтый автобус. Ему вспомнилась армия, разведка.

Он задержался за кустом олеандра и взглянул на автобус. Да, они были там, целая орда, темные силуэты на фоне стекол. В нем разгорался старый боевой пыл, и он изо всех сил сжал ручку ракетки. Черт, они выбили — шесть, семь, восемь — восемь окон в его автобусе!

Он прокрался вдоль желтого борта к входной дверце. Она была открыта. Чарли рывком вскочил на ступеньки.

— A-а! Всем стоять! Выключите этот чертов гудок, или я…