Судьба Иерусалима

Он потянул его немного вперед, чувствуя, как тяжесть подается под невидимым противовесом. Внутри что-то сдвинулось. Бен принял вес на одну руку.

— Давай, — сказал он. — Твой конец.

Марк взялся за гроб и легко поднял его. На лице мальчика отразилось изумление.

— Кажется, я могу сделать это одним пальцем.

— Ты и вправду можешь. Теперь мы можем многое. Но нужно поторопиться.

Они протащили гроб через дверцу. Он не проходил, и пришлось наклонять его в разные стороны.

Они достигли места, где лежал Джимми, завернутый в занавески Евы Миллер.

— Вот он, Джимми, — сказал Бен. — Вот этот ублюдок. Ставь его, Марк.

Он снова посмотрел на часы. Было 6.45. Теперь свет, проникающий из кухни, был пепельно-серым.

— Ну? — спросил Марк.

Они посмотрели друг на друга.

— Нужно открыть, — сказал Бен. — Держи.

Он отдал Марку кол и молоток, оставив у себя револьвер. Потом он просунул лезвие топора в щель между крышкой и основанием гроба. Крышка подалась и отскочила, с грохотом упав на пол.

Из-за хлынувшего на них зловония они отшатнулись и не сразу смогли рассмотреть то, что находилось внутри. А посмотрев туда, уже не могли оторвать взгляда.

— Не смотри ему в глаза, — успел шепнуть Бен.

Совет оказался напрасным. Глаза Барлоу были закрыты. Он спал. Спал, вытянувшись на спине, в своем темном костюме и белой сорочке. Ноги его были укрыты простыней, голова покоилась на желтой сатиновой подушке. На губах застыла усмешка.

Бен почувствовал дрожь. Казалось, Барлоу только притворяется спящим, решив сыграть с ними последнюю игру. Сейчас, как только он нагнется к нему…

«Не думай об этом».

— Скорее, — прошептал Марк.

Бен взял кол и молоток. Стараясь не глядеть в лицо Барлоу, он откинул простыню и приставил острие бывшей бейсбольной биты к месту, где должно было находиться сердце. Он похолодел от мысли о том, что будет, если на этот раз не подействует…

«Не думай об этом. Просто делай».

Острие вдавилось в ткань. В облике Барлоу что-то начало меняться. По телу его пробежала дрожь.

Бен поднял молоток. Глаза Барлоу открылись. Руки его взметнулись вверх, скрючившись и хватая воздух.

— Свет! — крикнул Бен.

Марк устремил луч фонарика прямо в лицо Барлоу. Бен опустил молоток, и Барлоу закричал. Одна его рука, холодная, как лед, схватила Бена за левую руку, держащую кол.

Бен прыгнул в гроб, придавив коленями ноги Барлоу, отворачиваясь от его искаженного страхом и ненавистью лица.

— Отпустите меня! — кричал Барлоу.

— Вот тебе, ублюдок, — прошептал Бен. — Вот тебе, мразь! Получай!

Он снова опустил молоток. Кровь брызнула ему в лицо, на мгновение ослепив. Голова Барлоу моталась туда-сюда на подушке.

— Отпустите, вы не смеете, вы не смеете, вы не…

Он опускал молоток снова и снова. Кровь хлынула из ноздрей Барлоу, потом из его рта. Тело начало биться в гробу, как рыба на крючке. Руки скользнули по щекам Бена, оставляя глубокие царапины.

— Отпустиииииииии!!!

Бен еще раз опустил молоток, и кровь, хлещущая из груди Барлоу, сделалась черной.

Потом все кончилось.

Распад длился не более двух секунд, слишком быстро, чтобы поверить в это спустя годы, но достаточно медленно для того, чтобы все эти годы вновь и вновь являться в ночных кошмарах.

Кожа пожелтела, сморщилась, покрылась пузырями, как старый холст. Глаза поблекли и подернулись белым. Волосы поседели и осыпались, как сухие перья. Тело внутри темного костюма иссохло. Рот открывался все шире, соединяясь с носом и открывая кольца оскаленных зубов. Ногти на пальцах почернели и отвалились, и вот уже это были просто кости, на которых раскачивались перстни, щелкая, как кастаньеты. Из-под простыни выбивались клубы пыли. Лысая голова превратилась в череп. В какое-то мгновение вид этого распадающегося чудовища ужаснул Бена, и он отшатнулся с криком, но от зрелища последнего преображения Барлоу невозможно было оторваться; оно завораживало. Череп перекатывался по подушке из стороны в сторону; голые челюсти распахнулись в безмолвном крике, лишенные голосовых связок. Пальцы скелета прыгали и щелкали, как танцующие марионетки.

Зловоние на миг усилилось и пропало с легким дуновением, оставив быстро сменяющие друг друга запахи: газ; гниющая плоть; библиотечная пыль; просто пыль.

Потом все исчезло. Пляшущие пальцы рассыпались в прах. Рот и нос черепа слились, провалились внутрь. Пустые глазницы расширились, храня выражение ужаса и удивления, встретились и пропали. Череп распался, как древняя китайская ваза. Одежда лежала ровно и неподвижно, будто в прачечной.

Но и это еще не было концом — даже пылинки в гробу метались и сталкивались, как маленькие демоны. Внезапно он почувствовал, как что-то пронеслось мимо него, как сильный порыв ветра, заставив вздрогнуть. И в ту же минуту все окна в пансионе Евы Миллер вылетели наружу.

— Смотри, Бен! — завопил Марк. — Смотри!

Он оглянулся и увидел, как они выходят из нижнего подвала — Ева, Хорек, Мэйт, Гровер и другие. Пришло их время.

Крик Марка звенел в его ушах, как пожарный колокол, и он обнял мальчика за плечи.

— Святая вода, — проговорил он в его испуганное лицо. — Они не тронут нас!

Крики Марка перешли во всхлипывания.