Судьба, или жизнь дается человеку один раз…

Я сходил еще раз в очень короткое «поле», чтобы успеть в августе уехать в Новосибирск. Второй курс, девятнадцатилетние спортивного вида юноши и большей частью загорелые длинноногие девушки (я был на десять лет старше их) встретили заинтересованно–насторожено, но дружелюбно. Через неделю мужики должны были подчиняться мне по приказу — на военной кафедре я был назначен командиром нашего взвода. Через месяц на полевых учениях, по ориентировке, произнесенной внезапно полковником: «Справа на водонапорной башне два пулемета», я положил взвод на землю так, чтобы были минимально возможные потери, скомандовав: «Разойдись! Рассредоточиться! Залечь за возможными укрытиями!» Полковник, проанализировав ситуацию, объяснил им, что если бы мы легли, как шли строем, то в боевой обстановке все остались бы лежать на месте. Так я был принят мужской половиной окончательно и бесповоротно.

Постепенно входил в ритм очного обучения, в отличие от большинства моих сокурсников отчетливо понимая, что мне надо, и не пропускал ни одной лекции. Надо признаться, их редко кто пропускал: курсы читали нам не просто талантливые педагоги, но не менее талантливые и часто всемирно известные ученые. Своими знаниями и опытом с нами делились шесть академиков, среди них такие известные, как Аганбегян, Трофимук, Яншин. Нас вводили в настоящую философию ведущие прогрессивные философы страны и заставляли спорить о ее трактатах и положениях, хотя официально предмет назывался марксистко–ленинской философией. После относительной магаданской вольницы и особенно северной зарплаты жить на неполные шестьдесят рублей было туговато. Сессию я сдал успешно и поехал домой отдохнуть и собрать кое–какие вещи. Мама, увидев меня, заплакала — так я еще никогда не худел.

В феврале в Академгородок приехал защищать кандидатскую диссертацию наш магаданский шеф Евгений Николаевич. Отпросившись после второй пары, я пошел в конференц–зал института, чтобы поприветствовать его и послушать защиту. Тихонько устроился в рядах ближе к концу зала. Зал постепенно заполнялся, приходили члены специализированного совета и усаживались чинно в первых рядах, за ними заполняли ряды ученые из местного института. Гостей отличало менее уверенное поведение при выборе места в конференц–зале. Послышался стук каблучков, добрая половина зала, в том числе и я, оглянулась. Между рядами шла рыжая красавица в светло–зеленном безукоризненно сшитом из тонкой шерсти брючном костюме, который подчеркивал ее миниатюрную фигурку. Яркая под цвет волос блузка с большим отложным воротником и крупными цветами дополняла это совершенство. На мраморно белом с классически правильными чертами лице рдели слегка припухлые, четко очерченные губы, по–видимому, не ведавшие помады. Она была совсем не высокого росточка, но производила очень сильное впечатление. Чувствовалось, что она знает это, и привыкла к тому, что при ее появлении большинство представителей сильной половины если не провожают ее взглядом, то оборачивается наверняка. В моей голове пронеслась шальная мысль: «Мне бы такую женщину». Какое–то биополе или магические силы все–таки существуют. Через пару лет, при совершенно необычных обстоятельствах, она станет моей женщиной на долгие годы учебы в Академгородке.

* * *