Судьба изменчива, как ветер (СИ)

- Да я и не один, со мной моя обычная охрана, только она умеет быть невидимой, - улыбнулся король. - Поспи еще, нам ехать далеко. Я люблю свой загородный дворец, хотя в последнее время редко там бываю. Слишком мучительны воспоминания – о ранней юности и об отце, обо всех этих трагических событиях! Сейчас там никого нет, кроме обслуги, и в их числе непревзойденный банщик! Тебе не помешает смыть с себя всю боль и горечь трех последних дней.

- Замечательно, - тихо прошептал Тефан, чувствуя тепло любимой руки. Убаюканный мерным стуком копыт, он задремал, доверчиво склонив голову на плечо Альберта. Король бережно прижимал к себе драгоценную ношу, стараясь не шевелиться, чтобы не потревожить его покой.

***

Вышколенный графский кучер распахнул дверцу экипажа и подал своему пассажиру руку, затянутую в безупречно белую перчатку. Князь Марлин Берти оперся на нее и нетвердыми шагами выбрался наружу, отчаянно борясь с подступающей к горлу тошнотой, вызванной длительным приемом лекарств. Перед ним возвышалась величественная громада Главного королевского дворца. Во многих окнах второго этажа горел свет.

- Зачем ты привез меня сюда, любезный? – удивленно спросил он, все еще плохо соображая. – Где мой племянник?

- Вас доставили в королевский дворец по распоряжению государя, Ваша Светлость, - с поклоном сообщил кучер, - мне приказано проводить вас, а также передать дворцовым служащим личную записку Его Величества, касающуюся вашего устройства и врачебного осмотра.

- Разве я болен? – недоуменно произнес князь, делая пару шагов к освещенному подъезду. Ослабевшие ноги подкосились, и он чуть не упал. – А впрочем, кажется, ты прав. Доктор мне действительно не помешает.

Вскоре выяснилось, что самостоятельно передвигаться Марлин не мог. Кучер с огромным трудом удерживал висевшего на его руках князя и отчаянно озирался по сторонам в поисках подмоги. Вокруг никого не было, кроме караульных, несших службу на постах внешней охраны.

- Эй, служба! – окликнул кучер ближайшего солдата. – Помоги Его Светлость до дверей довести! Да не бойся, что ненадолго пост оставишь, ничего тебе не будет, этот господин прислан сюда самим Государем, вот у меня при себе и записка от Его Величества. Не стой же столбом, помоги, не дай бог уроню важного человека, за такое по головке не погладят. Быстрее, из последних сил держу, а на руки поднять не смею!

Солдат, наконец, решился. Подошел, подставил плечо. Дело пошло лучше, вдвоем альфы живо довели совсем ослабевшего князя до подъезда и усадили в коридоре на скамью. Пока кучер отдавал государеву записку и объяснял камергеру суть дела, караульный оставался возле господина, стараясь устроить его поудобнее. От его неловких движений Марлин пришел в себя и удивленно глянул на человека в мундире. Лицо солдата показалось ему странно знакомым.

- Вы в королевском дворце, господин, - счел необходимым пояснить караульный, - сейчас доставивший вас человек приведет доктора.

- Благодарю, солдат, - слабым голосом отозвался князь. - Скажи мне твое имя?

- Унтер-офицер королевского полка Ольгер Радим, Ваша Светлость! – четко отрапортовал военный.

- Радим? - в голосе князя послышалось волнение. – Из каких же ты краев, голубчик?

- Из северной провинции Уфрус, господин.

- Из Уфруса... - Марлин попытался рассмотреть солдата получше, - земляк, значит. Ну-ка, помоги мне приподняться.

Унтер-офицер с готовностью выполнил просьбу.

Взгляд князя упал на поддерживающую его руку. У основания указательного пальца солдата темнело большое родимое пятно в виде сдвоенной восьмерки. Марлин вздрогнул и побледнел, как полотно.

- А что родители твои, солдат? Живы? – Голос важного господина задрожал и прервался.

- У меня был только отец-альфа, да и его я почти не помню. Он из крестьян в армию был призван, воевал с Кареем, там и голову сложил в одном из сражений. Я же, как и все солдатские сироты, воспитывался в военной школе, грамоте обучался, счету, барабанному бою ну и прочим необходимым наукам. Один раз отец приезжал ко мне, мне тогда лет десять сравнялось. Мало нам довелось с ним вместе быть, он молчаливый был и ничего о себе не рассказывал.

- А что второй отец, омега? Умер, что ли?

- Про родителя омегу мне ничего не известно, господин. В нашей военной школе на праздник Бога Солнца допускали родственников, многих детей отцы навещали. Только я всегда один оставался. Повар наш очень меня жалел, и в те дни, когда остальные воспитанники домашними пирогами тешились, брал меня к себе на кухню, блинами кормил и говорил, что отец мой не из бедной семьи происходил, раз такой драгоценный амулет мне на шею повесил…

- Какой амулет? – ещё пуще задрожал князь, - покажи!

- Да вот он, Ваша Светлость, - солдат расстегнул ворот мундира и вытащил кулон с изображением солнца на простом шнурке. - Я с детства его ношу, вот наш повар и полагал, что он мне от отца достался. Там на обратной стороне и буковки выбиты, видно, инициалы… Да что с вами, господин, вам снова плохо сделалось?