Судьба китайского Бонапарта

Молодой Чан с восторгом наблюдал, как японские военнослужащие безропотно, словно бессловесные механизмы, исполняли приказ командира. Солдат-фанатик, готовый в любую минуту пожертвовать своей жизнью во имя императора («свершить возложенную на него историческую миссию»), становился примером для подражания. С затаенной завистью посматривал Чан Кайши на японских офицеров и генералов, с гордостью восседавших на почетных местах во время различных празднеств, особенно посвященных армии и флоту. Перед ними в парадных колоннах маршировали его сверстники, находившиеся в плену шовинизма, милитаристских настроений. В чем сила японской армии? Уже тогда сверстники Чана задавали этот вопрос и отвечали: в беспрекословной дисциплине, в твердости политического духа и высоком техническом уровне.

Рутина исполнения повседневных обязанностей оставляла не так уж много времени для размышлений. Служба проходила в достаточно сложной для того времени обстановке. Не радовала погода: холод, ветры, частые снегопады. Приходилось вставать рано, умываться ледяной водой. Обычным делом для служащего артиллерийского подразделения была забота о лошадях как о тягловой силе для транспортировки тяжелых орудий. «Одно становилось весьма примечательным для Чан Кайши, — вспоминал сержант Симода, — впечатляюще отталкивающее выражение, которое появлялось на его лице, после того как он получал приказ о чистке конюшен».

Солдату в японской армии полагалась скудная пища, каждый раз одна рисовая, небольшая по размерам лепешка. Сверху на нее укладывалось несколько ломтиков жареного лука и небольшой кусочек соленой рыбы. Только в воскресенье лакомились соевыми бобами, зеленью в небольшом количестве и тонкими кусочками мяса. Сначала не покидало чувство голода, поэтому покупали вечером в клубе довольно низкого качества бисквиты, что-то брали из китайской кухни. Но вскоре стало привычным довольствоваться полученным.

Китайским военнослужащим, обучавшимся в Японии, запрещалось заниматься какой-либо общественной деятельностью, публиковать какие-либо материалы политического характера. Нарушение такого рода инструкции вело к высылке из Японии. Но могли ли молодые люди пройти мимо популярных для того времени политических веяний, отражавших подъем национального духа китайского народа? В Японии уже тогда довольно активно действовала созданная Сунь Ятсеном Китайская революционная лига. По соображениям конспирации эта организация именовалась просто Китайской лигой («Чжун-го тунмэнхуэй»). Печатным органом лиги стал журнал «Миньбао» («Народ»). Имя Сунь Ятсена к тому времени было хорошо известно как в Китае, так и за рубежом. Пламенный оратор, блестящий организатор, он по праву возглавил революционное движение в своей стране.

Молодой Чан не мог остаться в стороне от деятельности «Тунмэнхуэй». Путь в эту организацию он находит с помощью близкого друга и наставника — Чэнь Цзи-мэя. На очередном собрании «Тунмэнхуэй» Чан вместе с другими кандидатами в члены лиги дает клятву верности революционному долгу. Торжественно звучат слова присяги: «Клянусь бороться за изгнание маньчжуров, освобождение Китая, создание республики и установление равных прав на землю, клянусь!» И хотя лига избегала открытых антиимпериалистических деклараций, на ее заседаниях говорилось и о необходимости борьбы против засилья иностранных держав. Молодой Чан постепенно накапливал опыт конспиративной политической деятельности.

Столь непохожие друг на друга борцы против маньчжурской династии, объединенные в «Тунмэнхуэй», были выходцами в большинстве своем из Южного и Центрального Китая и представляли разношерстные группировки, отстаивающие различные цели. Провозглашенные Сунь Ятсеном принципы «национализма», «народовластия» дополнялись принципом «народного благоденствия», который иногда трактовался как социализм.

Чжан Бинлинь, сотрудничавший с Сунь Ятсеном, не разделял приверженность руководителя китайской революции принципам «демократизма», прославлял принцип «национализма», идеи установления режима личной диктатуры. В этот принцип Чжан Бинлинь вкладывал антиманьчжурское содержание, оставляя в стороне проблему борьбы с ханьскими феодалами, идеи социального преобразования китайского общества. По существу, Чжан проповедовал идеи великоханьского шовинизма.

Весной 1911 г. Чан Кайши, прибыв из Японии на каникулы, оказался в Шанхае. Словосочетание «шань-хай» означает «близ моря» или «над морем». Город жил бурной жизнью. Вольготно чувствовали себя здесь европейцы, осевшие в стороне от китайского города в богатейших кварталах. В справочниках, изданных европейцами на рубеже XIX–XX вв., упоминается «добровольческий корпус», имевший на вооружении артиллерию и предназначенный для подавления «китайской черни». Типично колониальное мышление руководило поступками иностранных хозяев Шанхая, хотя в городе и действовали политехнический институт, публичная библиотека, музей, а в летнее время звучала музыка духового оркестра.