Судьба. Книга 3

Пригнувшись, Узук быстро юркнула в еле заметный просвет среди плотной стены камыша. Боязливо оглянулась назад, отдышалась, поправила сбившийся пуренджик и осторожно пошла дальше, раздвигая руками прохладные упругие стебли. А камыш с шорохом, похожим на шёпот ободрения, подрагивал метёлками соцветий, смыкаясь за спиной молодой женщины, скрывая от недоброго глаза маленький оазис человеческой радости.

Берды уже ждал! И едва Узук увидела его, как страх, подавленность, безнадёжное отчаяние, тупая покорность судьбе — всё осталось позади. Удар молнии среди ночи не так ярко освещает предметы, как ясно увидела Узук и счастье своё и своё будущее.

Она протянула руки и встретила другие руки — единственные во всей необъятной вселенной. И два сердца устремились друг к другу, сливаясь воедино, как превращаются в сверкающую амальгаму серебро и ртуть, помещённые в один сосуд. Пусть ржавчина мира выступает на его хмуром лице, пускай зло клацает хищными зубами по тропинкам и по бездорожью жизни! Пышным садом, полным ароматов, щебета и звона родников, расцветает человеческая любовь, доброе солнце освещает её, невнятные, но волшебные сказки нашёптывает камыш…

Будь благословенна, жизнь! Будь благословенна за ту каплю мёда, которую ты иногда роняешь в пустой сосуд жаждущего!.. Я проклинала тебя, тяжкие горы ненависти и отчаяния сдвигала я на тебя, убивала тебя в своём сердце, — прости, я была не права: ты прекрасна!..

…— О чём ты думаешь, мой Берды?

— Когда я с тобой, Узук-джан, я не думаю ни о чём. Когда без тебя, вспоминаю ту ночь и голос твой: «Ах, чёрная судьба!»

— Ты слышал мой голос?

— Слышал, Узук-джан. До сих пор эти слова звенят в моих ушах.

— Постой, значит это вы тогда напали, а не калтаманы?

— Да, это были мы.

— Вот как… А я-то действительно подумала, что разбойники.

— Наверно, поторопились мы — не получилось как задумали. Но как ты избежала гибели? Ведь я до сих пор не знаю подробностей.

— Я и сама не знаю их, Берды-джан. Состояние у меня было такое, словно я не в этом мире жила, а где-то между землёй и небом витала. Когда услыхала, что идут, лампу погасила, за дверь стала.

— А Торлы где был?

— Не помню, Берды-джан… Когда Аманмурад метнулся мимо меня в кибитку, я его ножом в спину ударила. Упал он. А тут шум поднялся, стрельба, переполох…

— Не догадалась, что это мы были?

— Откуда было догадаться… Мне и во сне не снилось, что вы придёте.

— А потом что?

— Бекмурад всех раненых в город отвёз, в больницу. Слух прошёл, что калтаманы напали. Я тоже поверила — на всех калтаманов у аллаха милости просила.

— Других разговоров не было?

— Нет, о другом не говорили.

— Всё равно думаю, что Бекмурад понял истину,

— Наверно понял. И Аманмурад понял,

— А теперь что они думают?

— Аллах ведает. Змея спит, а из неё и во сне яд точится.

— Ты сама ни о чём не догадываешься?

— Что мне догадываться, Берды-джан! Овца, предназначенная для жертвы, живёт до курбан-байрама. Не знаю, когда мой курбан-байрам настанет, но каждый день может стать им. Вот и жду.

— Наберись мужества, моя Узук-джан, не плачь.

— Разве я плачу? Разве есть вода на дне высохшего колодца?

— Я думаю, после нашего нападения Бекмурад-бай не скоро решится на новое подлое дело. Насколько известно, он сейчас очень скромно себя ведёт.

— Ох, Берды-джан… Говорят, когда змея выпустит свой яд, она две недели прячется, пока в ней новый яд образуется. Живут они тихо, это верно, да ведь под лежачим камнем скорпионы сидят. Разве палкой воспитаешь дикого верблюда? Если ему укусить тебя не удастся, так он дождётся, пока ты на него сядешь, на землю свалится, брюхом своим придавит. Кто знает, что на уме у Бекмурад-бая, эх-хо…

— Не вздыхай так тяжко, Узук-джан.

— Разве это я вздыхаю? Это дурной воздух со дна старого арыка выходит.

— Зачем такие слова говоришь!

— Других не осталось, мой Берды. У проточной воды деревья растут, цветы, люди прохлады ищут, а я — кому я служила усладой? Как в песне поётся:

Я — подкова, ненаглядный мои.
Я — дорожка с белой бахромой.
Но подкова для коня чужого.
И дорожка в комнате чужой…

— Не надо, Узук-джан, не надо искать сажу на только что выкованном котле. Если среди всех деревьев самым красивым является кипарис, то самая красивая среди девушек — ты! Говорят, когда аллах хочет создать женщину красивой, он лепит её не из простой глины, а из глины райского источника Абыковсер. Придаёт ей совершенные формы, трижды окунает в источник красоты и только после этого вдыхает в неё душу. Ты тоже создана подобным образом, и не надо отрекаться от себя. Ты гордись своей красотой и ходи, подняв голову!

— Когда-то я тоже думала, что красота — это благо. Теперь вижу, что нет. Счастье — вот и благо, и красота, и венец жизни, а его-то у меня и нет. Нет и красоты моей.

— Есть, моя Узук! Говорят, добрый конь и в старой попоне скакун. Много тебе довелось пережить, но лишения не изменила тебя.