Судьба (книга третья)

— Ох, сынок, из-за этой проклятой девки ты оставил родной кров! — посетовал ишан Сеидахмед, утирая глаза свисающим концом чалмы. — И откуда только появилась эта тварь! От нас — сбежала, от Бекмурад-бая — сбежала. Ни слуху, ни духу от неё нет. Ты, сынок, образование имеешь, должен всё понимать. Это не человек был, а злой дух, принявший образ человека! Конечно, при её красоте кто бы догадался об этом. Даже я её спервоначалу не разглядел. А уж ты — тем более. У неё же, у дьяволицы, тысячи всяких чар! Вот ты и попал под их влияние, забыл о своём отце, а дьяволице только этого и нужно. Забудь её, возвращайся в аул, сынок. Она сделала своё дело и исчезла, больше уж никогда не появится.

— А может, её Бекмурад-бай убил? — осторожно спросил Черкез-ишан.

Ишан Сеидахмед неожиданно рассердился.

— Каким ты стал, сынок! Ничему не веришь, родному отцу не веришь!.. О господи, почему ты послал мне такого ребёнка? Или — это известие о приближении конца света? Прибери меня, всесильный, раньше, чем я увижу всё это собственными глазами!

— Да верю я вам, отец, верю! — убеждал его Черкез-ишан, которому перед предстоящим разговором было совершенно не с руки ссориться со стариком.

Но ишан Сеидахмед не успокаивался.

— Я называю её злым духом, дьяволицей, а ты спрашиваешь, убил ли её Бекмурад-бай! Если веришь мне, так не задавай больше таких вопросов. Сам же прекрасно знаешь, что духа убить невозможно.

— Не сердитесь, отец. Случайно глупое слово вырвалось.

— Как же не сердиться! При всех уважаемых людях аула я сказал Бекмурад-баю, чтобы девушку не искали, что она — злой дух. И все яшули поверили моим словам, сказали: «Упаси бог!» Один ты сомневаешься.

— Да не сомневаюсь я, отец, не расстраивайтесь!

Чёрт меня дёрнул не вовремя ввязаться в этот разговор, с досадой подумал Черкез-ишан. Теперь успокаивай его, оглаживай, как брыкливого телёнка, а время — идёт.

— Как не расстраиваться? — тянул своё ишан Сеидахмед, хотя уже успокоился, смиренный покорностью сына. — Когда Бекмурад-бай воевал в Каахка, я специально к матери его ездил, Кыныш-бай. Сказал ей: ваша невестка — дьяволица, радуйтесь, что исчезла, не причинив вам зла. А ведь могла ночью всех детей передушить или превратить их в синий камень! Что бы вы тогда детали, упаси бог? Отметьте своё избавление, зарезав в жертву двенадцать баранов. И она зарезала. А ты не веришь, что девушка — дьяволица.

Интересно, думал Черкез-ишан, сам-то он верит тому, что говорит пли просто заговариваться от старости стал? А ведь славится в народе, чуть ли не пророком его считают, любому слову верят, что бы ни сказал! Эх, народ, бродящий в темноте, долго ли бродить ещё будешь?

Заметив, что старик притих и вроде бы смягчился, Черкез-ишан приступил к выполнению своей основной задачи.

— Скажите, отец, здесь находиться Берды?

— Какой Берды? — вяло спросил ишан Сеидахмед, утомлённый недавней вспышкой.

— Которого Бекмурад-бай из Мургаба выловил.

— Здесь. В моей лечебнице сидит.

— Разве он сошёл с ума? — разыграл удивление Черкез-ишан.

— А какой нормальный мусульманин пойдёт в большевики? — вопросом на вопрос ответил ишан Сеидахмед.

— У меня к вам огромная просьба, отец, — помедлив, сказал Черкез-ишан. — Поговорите с Бекмурад-баем, он вас послушает — отдайте мне этого Берды.

— Зачем тебе этот безбожник? — вскинулся ишан Сеидахмед. — Освободить хочешь?

— Да, отец, — признался Черкез-ишан. — Если поможете в его освобождении, хоть завтра перееду сюда из города и потом в город вообще ни шагу не ступлю, из кельи без вашего разрешения не выйду!

Ишан Сеидахмед поджал сухие бескровные губы, пожевал ими.

— Не позорь на старости лет своего отца, Черкез! Не знаю, чем тебе дорог этот безбожник, и знать не хочу, но, освободив его, я до смерти от греха не очищусь.

— Разве он безбожник?

— Самый настоящий безбожник! Все большевики такие — в аллаха не верят, в пыгамбера, предсказателя будущего, верят. Нет, Черкез, где хочешь, там и живи. Одному аллаху ведомо, почему ты стал таким, но я не могу взять на душу грех даже ради того, чтобы удержать тебя возле себя. Хочешь — иди сам разговаривай с Бекмурад-баем, он в комнате для гостей. А я тебе в этом деле не помощник.

— Так ведь его убить собираются, отец! — воскликнул Черкез-ишан. — Завтра на базарной площади казнь состоится! Правда это?

— Правда! — сердито сказал ишан Сеидахмед и лёг, повернувшись лицом к стене.

С отцом ничего не вышло, подумал Черкез-ишан, осторожно прикрывая за собой дверь. Будет ли толк от разговора с Бекмурад-баем? Вряд ли будет. Без поддержки старого ишана смешно даже надеяться. Однако я всё же зайду — надо использовать все возможности до конца.

Бекмурад-бай ещё не лёг. Он выпил три чайника чаю и раздумывал, выпить ли четвёртый или не стоит — пусть пропадает:

— Не помешал вам? — вежливо осведомился Черкез-ишан, входя. — Вы, кажется, спать уже собираетесь?