Судьба, которую мы выбираем или история одного бомжа (СИ)

Однако есть в этом вопросе и другая сторона. Одна писательница - известный историк и политик - в своих мемуарах вспоминала, как в советские времена, еще при Брежневе, ее посадили по "антигосударственной статье" - что-то там такое неправильно написала про нашу безвременную блядскую власть. (Кстати, сегодня, в эру просвещенной демократии, когда свобода слова священна и неприкасаема, наши правоохранительные органы не сажают за правдивые слова, сказанные или написанные в адрес государственной власти, они теперь благоразумно ищут для писателя более современную и законную статью: например, "неуплата налогов", или "перепродажа купленного с прибылью". А то и еще проще: молятся своему ведомственному богу, и... с неугодным для них человеком происходит какой-нибудь "несчастный случай"). Но для умных людей горе - не беда! На "воле" этой талантливой женщине всегда не хватало времени для свободного творчества, и вот она решила в тюрьме взяться за книгу, которую давно уже вынашивала в себе. Ее труд был чисто исторический, без какого-либо политического оттенка (хотя, если писать Историю правдиво - это почти всегда политика!), поэтому ей разрешили этот литературный труд, хоть и не без некоторой борьбы: для администрации колонии это послабление оказалось более простым решением, чем голодовка довольно известной в мире узницы. И вот ей разрешили передачу письменных принадлежностей. И хотя ей и отказали в словарях и справочниках, но просить об этом у власти, которую ты "неправильно" описываешь в своих книгах, было бы совсем уж наглостью. Принудительные работы на производстве ей, по ее тщательно заверенной письменной просьбе, заменили пребыванием в камере одиночного заключения - собственно, тем, отчего нормальные люди сходят с ума: многие из нормальных людей стопроцентно предпочли бы "одиночке" даже издевательства от сокамерников. Но для творческого человека одиночество, порой, это как подарок судьбы, как для обычного заключенного - воля. Ее срок быстро (по ощущениям ее внутреннего пространства) закончился, она вышла на волю, доработала и опубликовала свою книгу ("за рубежом", разумеется!), получила награду (также "за рубежом"), и времени на творчество опять стало не хватать (трое детей и муж алкоголик (хоть и профессор) не шее, к тому же, она устроилась работать на фабрику "Москвичка", так как с кафедры философии ее "вежливо поперли"). Приблизительно в этот период ее жизни она сказала как-то в кругу близких людей:

"Товарищи, честное слово, я сейчас готова написать еще одну политическую статейку об этих коммунистических идиотах, лишь бы снова оказаться в тюрьме". И она нисколько не кривила душой: эта пресловутая решетка была тогда для нее защитой от быта и от безжалостной потребности зарабатывать деньги. Как это ни смешно, в тюрьме она была на "попечении" и под защитой заботливого государства, которое она же критиковала за бессердечность и жестокость.

Да, можно только позавидовать творческим людям, которые своей внутренней свободой могут превратить внешнюю тюрьму в свободу заниматься творчеством где угодно. Вот Александр Исаевич, у которого с предоставлением возможности творить за решеткой были гораздо более существенные проблемы, чем у той писательницы, так тот вообще "писал" свои вещи на свою память, а потом, уже освободившись, переносил их на бумагу, благо с памятью ему повезло больше, чем многим.

Однако вы можете вполне справедливо заметить, что я слишком долго и утомительно думал, сидя в гараже за единственной, пусть и полуторалитровой, баклажкой пива. И вы будете совершенно правы: полтора литра довольно быстро истекли через меня, поэтому мне пришлось идти за второй бутылью, благо, что магазин находился рядом. И еще большее благо было в том, что там был большой холодильник (собственно, целая комната, которую нещадно охлаждали два кондиционера). Торгаши молодцы, хорошо подготовились к жаре: почти все полки этой комнаты были уставлены рядами пивных баклажек, и лишь в углу скромно стоял никому не нужный картонный ящик с маргарином.

Итак, я сидел в гараже за вспотевшей, двухлитровой бутылью пива и думал... И даже не предполагал, какое логичное продолжение получат мои мысли.

Солнце уже садилось, но все равно было очень жарко, по градуснику аж 36. Мне показалось, что мимо дверей кто-то прошел. Но мало ли кого могло занести в открытое с двух сторон пространство нашего кооператива: соседа по гаражу в поисках инструмента (либо собутыльника), велосипедиста со спущенным колесом в поисках насоса, разъяренную женщину в поисках своего благоверного, который скрывается от обязанностей в гаражах таких же раздолбаев-автолюбителей. Поэтому я не обратил на это особого внимания, ведь если бы это была моя жена, она уже стояла бы передо мной и объясняла (на примерах из мира животных), кто я, собственно, есть такой.