У человека телоОдно, как одиночка.Душе осточертелаСплошная оболочкаС ушами и глазамиВеличиной в пятакИ кожей — шрам на шраме,Надетой на костякЛетит сквозь роговицуВ небесную криницу,На ледяную спицу,На птичью колесницуИ слышит сквозь решеткуЖивой тюрьмы своейЛесов и нив трещотку,Трубу семи морей.Душе грешно без тела,Как телу без сорочки, —Ни помысла, ни дела.Ни замысла, ни строчки.Загадка без разгадки:Кто возвратится вспять,Сплясав на той площадке,Где некому плясать?И снится мне другаяДуша, в другой одежде:Горит, перебегаяОт робости к надежде,Огнем, как спирт, без тениУходит по земле,На память гроздь сирениОставив на столе.Дитя, беги, не сетуйНад Эвридикой беднойИ палочкой по светуГони свой обруч медный,Пока хоть в четверть слухаВ ответ на каждый шагИ весело и сухоЗемля шумит в ушах.1961«Как сорок лет тому назад, сердцебиение при звуке…»
Как сорок лет тому назад,Сердцебиение при звукеШагов, и дом с окошком в сад,Свеча и близорукий взгляд,Не требующий ни поруки,Ни клятвы. В городе звонят.Светает. Дождь идет, и темный,Намокший дикий виноградК стене прижался, как бездомный,Как сорок лет тому назад.1969«Как сорок лет тому назад я вымок под дождем…»
Как сорок лет тому назадЯ вымок под дождем, я что-тоЗабыл, мне что-то говорят,Я виноват, тебя простят,И поезд в десять пятьдесятВыходит из-за поворота.В одиннадцать конец всему,Что будет сорок лет в грядущемТянуться поездом идущимИ окнами мелькать в дыму,Всему, что ты без слов сказала,Когда уже пошел состав.И чья-то юность, у вокзалаОт провожающих отстав,Домой по лужам как попалоПлетется, прикусив рукав.1969«Хвала измерившим высоты…»
Хвала измерившим высотыНебесных звезд и гор земныхГлазам — за свет и слезы их!Рукам, уставшим от работы,За то, что ты, как два крыла,Руками их не отвела!Гортани и губам хвалаЗа то, что трудно мне поется,Что голос мой и глух и груб,Когда из глубины колодцаНаружу белый голубь рветсяИ разбивает грудь о сруб!Не белый голубь — только имя,Живому слуху чуждый лад,Звучащий крыльями твоими,Как сорок лет тому назад.1969* * *В самом конце 1924 года, 26 декабря, умирает от кровоизлияния в мозг отец Арсения, Александр Карлович. Смерть отца стала еще одной раной на сердце Тарковского. Рождение в 1932 году (в селе Завражье на Волге) сына — продолжателя рода — всколыхнуло воспоминания об этой утрате.
«Плыл вниз от Юрьевца по Волге звон пасхальный…»