Волнующее ожидание сменилось тревогой. Она грызла душу, точила ее, как жук-древоед, исступленно стремящийся ничего не оставить от недавнего счастья. «Может быть…» Гвендолин боялась додумать эту мысль до конца, но та сама складывалась в очевидный ответ. «Может быть, он не приезжает потому, что уже получил от меня все, что хотел?»
«Нет! Не может быть! Он не такой», — возразила она самой себе. Нелепые слухи и дурная унаследованная репутация не имели ничего общего с настоящим Эмрисом Торнбраном. Если бы она не знала этого, никогда не смогла бы его полюбить. Просто что-то задержало его в дороге. А что — он сам объяснит, когда приедет.
Наверное, того количества шагов, что Гвен сделала от окна в своей комнаты до дверей и обратно, спускаясь и поднимаясь по лестнице, уже хватило бы, чтобы дойти до замка Торнбран. Нужно было успокоиться, и Гвендолин по привычке отправилась за утешением к каменному шарику. Но того не оказалось на месте.
Занесенная над пустой шкатулкой рука задрожала. Кто мог его забрать? Эмрис? Артефакт давно не питал к нему враждебности, копируя чувства Гвен, а после этой ночи должен был сдаться мужчине, как и она сама… Но… зачем?!
Внизу со стуком отворилась входная дверь. Гвен с бешено колотящимся сердцем выбежала на лестницу. И разочарованно остановилась.
Это оказалась всего лишь Талула. Принесла свежую выпечку к чаю и не менее свежие сплетни. Гвендолин слушала их вполуха. До одного момента.
— …чаевничала сегодня с Кларой, так она мне такое про своего хозяина рассказала!
— Что с ним?! — встрепенулась Гвен.
К счастью, служанка этого не заметила.
— Новости у него, — проговорила лукаво. — С утра вернулся откуда-то довольный, получил какую-то важную почту и снова умчался. Но перед тем взял из сейфа фамильное кольцо и сказал, что скоро в замке появится хозяйка. Дескать, он уладил какие-то дела, теперь можно и жениться. Клара говорит, так сказал, словно свадьба состоится со дня на день. Не лучше ли было бы праздновать осенью? Хотя, может, у них, как это по грамотному-то говорится, особые обстоятельства.
— Особые?..
— Так сколько времени у него в замке та альда жила! Одна, без присмотра. Вот и хотят грех прикрыть, пока не стало очевидно, что вскорости не только хозяйка, но и наследник будет.
Гвен громко сглотнула.
— Клара так думает? — спросила она сипло.
— Все так думают, — развела руками Талула.
Оставив служанку на кухне, Гвен вернулась к себе. Остановилась перед зеркалом, посмотрела на свое отражение. Локоны, которые она уложила для того, чтобы покрасоваться перед Эмрисом, показались до того глупыми и бессмысленными, что захотелось вцепиться в волосы и тянуть их до тех пор, пока не выпрямятся.
Флориана Эдевейн тоже носила локоны.
Эмрис сказал, что уладил какие-то дела. Подчинил наконец-то артефакт, забрал его и поехал дарить невесте?..
Нет, ерунда какая-то. Нельзя верить сплетням, которые разносят слуги. То они о привидениях говорили, будто замок ими кишит, теперь какое-то кольцо сочинили и наследника… Глупости! Нет никаких доказательств, что это так.
И шара тоже нет. И Эмриса…
Гвен зажала ладонями рот, и не вырвавшееся с криком отчаяние слезами засочилось из глаз.
В пансионе не раз говорили, что девушка, которая разделит ложе с мужчиной до свадьбы, становится падшей женщиной. Тогда Гвендолин не совсем понимала смысл этих слов, поскольку не знала, что означает «разделить ложе с мужчиной». Зато теперь осознание случившегося — горькое и соленое, как слезы, которые не удавалось сдержать — обрушилось на нее горной лавиной.
Эмрис Торнбран с самого начала играл с ней! Точно кот, в лапы которого попала глупая мышка. Как, должно быть, мага забавляли ее попытки держать дистанцию, казаться независимой! Он позволил ей думать, что Гвендолин может что-то решать, а сам давно решил за нее все.
Когда? Еще в тот злополучный вечер в особняке альда Линтона, когда назвал Гвен лакомым кусочком и спросил, не хочет ли сквайр оставить ее себе? Или на следующий день, когда услышал от старого мага, что артефакт можно взять только вместе с девушкой, и тут же откликнулся со смехом: «Я согласен»?
Что было целью? Гвендолин? «Око духов»? Или его занимала сама игра?
С самого начала он умело расставил ловушки, а Гвен попалась в них, точно одна из тех несчастных соблазненных девушек, запрещенные романы о которых тайком пересказывали друг другу пансионерки.
«Одарил зеленой юбкой… — вспомнились слова из первого разговора с Джесмин. — Это если на траве. А если на постели?»
Гвен бросила взгляд на аккуратно застеленную кровать. Тут же нахлынула волна стыда — такого жгучего, что глаза защипало еще сильнее. Лучше не думать. Не вспоминать. Когда-нибудь, когда она станет древней старушкой, это уже не будет иметь значения!